«Всё думал: привезут мне отрезанную руку, и что я с ней буду делать?»

Шесть лет назад 30-летний Иван из Тюкалинского района рубил дрова. По кривой невезенья топор отскочил и отсек парню два пальца на правой руке.

Утром того же дня молодой хирург Илья Кунгуров в очередной раз волновался: на тот момент опыт у него, травматолога-ортопеда, был не очень большой, за операционным столом больше ассистировал, сам пока ничего не шил. Точил его уже много месяцев червячок тревоги: вот как привезут отрезанную руку, что с ней буду делать?... Привезли не руку, но пальцы — и Ивана из Тюкалинска к ним. Опытная медсестра, поглядев на Илью, похлопала его по плечу: «Ну-ка не бойся, пошли, всё ты умеешь!». На самом деле она погрубее сказала, но так было даже лучше: врача её уверенность немного успокоила. Как положено, зафиксировал кости, сшил артерии, вены, сухожилия — проделал массу сложных манипуляций... Успешно ли прошла операция, сразу не скажешь: хирург не спал всю ночь, переживал, мысленно «перешивал»… На следующий день коллеги из хирургического центра позвонили и поздравили: первая реплантация, которую провел молодой хирург, прошла успешно. Ему даже предложили «проставиться» за операционный дебют, но это уже к делу не относится.

1

Кости у Ивана срослись через два месяца. Чувствительность частично, но восстановилась. Брать предметы может. Все у него сложилось и в кисти, и в жизни, и даже школу для детей открыл у себя в Тюкалинске: учит мастерить всякое руками. Когда пришел к хирургу с контрольным визитом, принес в подарок банку свежего барсучьего жира и мёда с местной пасеки.

«Он был доволен. И я был доволен», — говорит Кунгуров. С тех пор много воды (и операций) утекло, и он, несмотря на свой еще не самый солидный возраст, перестал быть для города «молодым хирургом». Теперь про него говорят: «опытный микрохирург». И добавляют — «один из шести в Омске», «уникальный кистевик» и «сложнейшие операции делает!..».

«Страх тогда был… Да что там, он есть и сейчас – однозначно»: в городе микрохирургией занимаются единицы. При этом сфера достаточно широкая: включает в себя травматологию, ортопедию, сосудистую хирургию, пластическую хирургию и нейрохирургию. Главное направление Ильи Кунгурова — работа с кистью руки.

«В карты играть меня не сманишь, а вот к жизни азартен»: в медицину он пришел на спор, больше, конечно, с самим собой. Как-то его одноклассник — даже не близкий друг, а так, школьный приятель — обмолвился: «А я в мединститут поступлю!» Парень был из медицинской семьи, и такая в его словах была уверенность и безапелляционность, что семиклассник Илья, как говорится, «зацепился» и сказал – а я тоже! Хотя в его семье медиков отродясь не было, родители — инженеры. Готовиться к поступлению помогала бабушка — химик-биолог. Она «натаскивала» по естественным наукам, которые будущий хирург (в отличие от математики и иностранных языков) и без того любил.

Поступил в медакадемию легко, выбрал педиатрию, учился с удовольствием. Колебаний насчет профессии не было ни разу — понял сразу: настоящее, его, призвание.

— Мой друг по студенческой баскетбольной команде, травматолог-ортопед, студент ординатуры, всегда очень азартно рассказывал в раздевалке про операции. С эмоцией, с задором – заслушаешься! «Косточки собрали, ткани сшили, аппарат Илизарова наложили…». Я тогда учился на четвертом курсе. Практику проходил в городской детской клинической больнице, познакомился с одним из лучших омских ортопедов Александром Владимировичем Юшко. Тот всегда говорил: «Обожаю свою профессию, из любого хромого ребенка сделаю здорового». И делал! Уникальный человек, уникальные операции…

Так и пошло-поехало. Ради специализации — тут Илья Сергеевич смущенно улыбается — прогуливал лекции по инфекционке, потом «нагонял» самостоятельно. Был уверен: чем больше практики, тем больше толку. Его «заразили» микрохирургией. До сих пор чувствует азарт и спортивный интерес: «могу — не могу?», «могу просто вырезать новообразования или могу больше?».

Может больше: в прошлом году в «Евромеде» Илья Кунгуров и его старший товарищ, коллега, детский ортопед прооперировали около десятка детей со сросшимися пальцами — для Омска это очень большая цифра. Синдактилия – врожденная аномалия развития, при которой полностью или не до конца сращены несколько пальцев кисти. Это, конечно, редкость, но не такая, как может показаться. А полидактилия — когда на руке лишние пальцы — встречается в два раза чаще, чем синдактилия: в квартал микрохирург оперирует одного-двух пациентов с такой патологией.

2

— Безусловно, для меня это сложные операции. Тревожные — в плане анатомии и в плане реабилитации. Стараемся максимально дорожить тканями, чтобы таких фотографий было меньше, — хирург показывает одно из многочисленных фото в своем профессиональном альбоме, где девочке операцию сделали неудачно, наложили очень толстые швы. Впрочем, ругать коллег он никогда вслух не станет: «Если подвергнешь критике своего коллегу, если начнешь ругать кого-то за неровный шов, завтра сам ошибешься. Проверено!».

А еще он раньше не фотографировал руки пациента до операции, только после. Тоже страхи и комплексы. Начал делать фото «до», когда знаменитый московский микрохирург Тимофей Сухинин признался ему: и у него был такой же комплекс. А что делать — с комплексами надо бороться!

Он с радостью и благодарностью учится у своих столичных коллег. Среди них — не только Тимофей Юрьевич Сухинин, тот самый, который пришил руки Маргарите Грачевой (громкая и ужасающая своей жестокостью история, когда муж лишил жительницу подмосковного Серпухова обеих кистей, — прим. ред.). Готовы делиться опытом не менее известный московский хирург Георгий Адольфович Назарян и «мегаспециалист» из Петербурга Владимир Иванович Заварухин. Все они на связи.

— Представьте, два человека, Назарян и Сухинин, пришивают руки 20-миллионной Москве и Подмосковью. Ты пишешь кандидату медицинских наук смс с вопросом, он тебе перезванивает совершенно по-дружески: мол, сделай вот так… И таких в нашей профессии большинство. Энтузиасты, горят глаза, руки делают, кисти шьют, ни о какой «интеллектуальной собственности» речь не идет — все открыты и готовы помогать коллегам.

Кунгуров рассказывает, что у них существует закрытый телеграм-чат, в котором 436 человек: «от профессоров из Чикаго, Барселоны и Берлина до простых докторов из Омска, как я». Там разбирают сложные — как нынче принято говорить — кейсы, делятся находками, удачами, неудачами и новостями.

Каждый год омич ездит на конференции и переквалификации по реконструктивной хирургии и современным методикам. Не пропускает ни одного съезда кистевых хирургов, потому что он и сам член «Российской кистевой группы» — клуба единомышленников, занимающихся различными патологиями кисти, со всех регионов России, ближнего и дальнего зарубежья.

И, конечно, много практикует: «Для меня первостепенно работать руками». 35-летний врач признается, что ему нужно постоянное движение. Его учителем в Омске был Михаил Парменович Пичугов, один из корифеев омской хирургии. Четыре года назад он ушел из жизни, а молодой врач продолжил его дело.

Ординатура, два года в «неотложке», одно время – сразу на трех работах: в детской больнице №3 (там он и по сей день выходит на дежурства), в клинико-медицинском хирургическом центре заведовал хирургией, принимал пациентов в «Евромеде». Дело не столько в финансах, а в том, что везде разные пациенты, везде интересно, а практики много не бывает. На постоянное место работы в «Евромед» на Левом берегу он перешел не очень давно, но знают его здесь уже шесть лет как врача-совместителя. В частной клинике довольны, сам врач тоже: «Здесь своя операционная, новейшее оборудование, своя бригада, медсестра, могу пригласить ассистента. Могу творить!».

Свою работу он считает именно творчеством, а не ремеслом. В «Евромеде» у него шесть-семь операций в неделю. Перед каждой — будь то серьезная комбинированная генетическая аномалия или же небольшой и не особо опасный нарост на суставе — берет в руки книжку по анатомии и усаживается за чтение. Сколько раз перелистывал её страницы за все эти годы — сбился со счета. Это не суеверие и не ритуал: это, по мнению Ильи Сергеевича, необходимость.

— Без этого никак: просчитываю каждый шаг — от разреза до зашивания раны. Стараюсь предусмотреть любой форс-мажор: ведь многое не видно до того, как ты сделаешь первое движение скальпелем, и никакой рентген тебе не покажет всех нюансов. Кроме того, есть операции, которые ты отлично знаешь, но давно не делал. Гигромы, опухоли на кистях… Это как «синдром водителя»: едва ты начинаешь считать, что все за рулем уже умеешь, и чуть ослабляешь бдительность, тут же влетаешь куда-нибудь… А мне никуда «влетать» нельзя.

3

Самому маленькому его пациенту был всего месяц: полидактилия с обеих сторон, лишние мизинчики. Прошло, говорит, отлично.

— К детям отношусь как к равным. Они очень тонкие психологи, и если почувствуют твоё заискивание, неуверенность или, наоборот, грубость, то процесс выйдет из-под контроля. У меня даже есть табу на определенные слова: «укольчик», «кровь», «больно». Как говорят родители? «Заходи, Сереженька, больно не будет, здесь уколы не ставят». Это всё, финиш! Ребенок в трансе. Он слышит только про уколы и про боль, и врач видит перед собой напуганного малыша. Сам я даже не произношу слово «операция» — нет, только «манипуляция». Ну а если родители уже ребенка напугали, буду его отвлекать — спрашиваю, а кошка у тебя дома есть? А как её зовут? А что она любит?.. А ты сам что любишь?

У него самого — восьмилетний сын, который любит плавать, учиться и драться тоже, не без этого.

Еще одна удивительная история из практики. Четыре года назад в «Евромед» обратилась девочка 14 лет: у нее по поверхности ладони «растеклось» объемное новообразование. Никаких жалоб, разве что само утолщение смущало. В диагнозе Кунгуров написал — «объемное образование кисти». На операции обнаружил утолщение срединного нерва — обычно он чуть толще стержня шариковой ручки, а тут будто целый маркер в диаметре. На операцию Илья Сергеевич пригласил коллег — в Омске никогда не видели ничего подобного. Операция прошла хорошо, нерв вернулся в канал, ладонь приняла нужную форму, благодарная девочка пошла жить дальше и не стесняться подавать руку при знакомстве. А спустя несколько месяцев омич наткнулся на публикацию испанского коллеги в научном журнале. Аномалия получила название «гамартома», это перерождение жировой ткани, редчайшая генетическая патология — в мире всего не более сорока случаев.

«Нас незаслуженно называют малой авиацией, и никто в нашу специализацию особо не рвется, это работа для энтузиастов», – говорит врач. А когда просишь его за минуту рассказать, чем же ему так дорога его профессия, отвечает: «Это лучшее, что я умею делать в этой жизни, без неё я быстро устаю. Мне ужасно приятно быть нужным людям. Неотложная помощь: не имею возможности отказать. Почти не отдыхаю, все время работаю, смс и звонки в любое время дня и ночи, просьбы, вопросы, это раздражает, это утомляет — и это здорово, это лучшее, что может быть!».

Самое частое, с чем к нему обращаются, помимо аномалий развития и новообразований, — это контрактура Дюпюитрена: наследственное заболевание рук, которое приводит к ограничению разгибания пальцев. Человек порой не может распрямить пальцы полностью — и это, конечно, доставляет очень сильный дискомфорт. Но это успешно лечится. Причем это прекрасная иллюстрация того, как за последние десятилетия изменились подходы в микрохирургии кисти. Если раньше при контрактуре Дюпюитрена врачам необходимо было обязательно браться за скальпель, то теперь применяются более щадящие подходы. В «Евромеде» этот недуг лечат с помощью особой методики под названием «игольчатая апоневротомия». В Омске ей владеет только наш герой: все манипуляции проделываются через небольшие проколы под местной анестезией. Не требуется ни госпитализация, ни восстановительный период — это так называемая «операция одного дня», которую можно проводить пациентам любого возраста.

Довольно часто приходят и с жалобами на тоннельный синдром — неврологическое заболевание, при котором сдавливается срединный нерв, как следствие, начинают болеть и неметь пальцы кисти. В зависимости от области сдавливания хирурги выделяют синдром карпального канала, синдром кубитального канала, синдром канала Гийона и другие. Дрожь, зуд, покалывания, онемение, «мурашки», судороги в пальцах руки и ладонях, отеки пальцев рук, слабость и боль вполне могут быть симптомами туннельной невропатии. «Часто люди не обращают внимания на неприятные ощущения, пока те не становятся интенсивными и постоянными», — Кунгуров рекомендует не откладывать и обращаться за медицинской помощью как можно раньше, потому что болезнь может привести к необратимым повреждениям нерва. Если на ранних стадиях лечением занимаются врачи-неврологи, то на поздних стадиях помочь может только микрохирург: он уменьшает давление на нерв, освобождая его от сдавливающих рубцовых тканей и спаек.

Операция — полдела, есть еще и реабилитация: «Веду пациента до выписки, сам закрываю больничный и не скуплюсь на слова и рекомендации, потому что шов сухожилий — 30 процентов успеха, а остальные 70 процентов — это физиолечение, ЛФК, изометрические упражнения и так далее. А это уже зона ответственности самого пациента».

Сам он — в зоне ответственности за свое внутреннее равновесие – старается отдыхать по мере возможности, а на вопрос, что для него лучший отдых, отвечает коротко — сон. А еще — тренажерный зал («скоро откроются») и художественная литература («хотел бы успевать читать больше»). Недавно с удовольствием перечитал «Графа Монте-Кристо». Очень рекомендует всем нам — вне зависимости от профессии — автобиографическую книгу Федора Григорьевича Углова «Сердце хирурга». Доктор медицинских наук, профессор, долгожитель, невероятный человек, Углов вошел в Книгу рекордов Гиннесса как старейший практикующий хирург в мире: одну из своих операций он проводил накануне столетнего юбилея. В годы войны Углов сознательно остался в осажденном Ленинграде и все 900 героических дней и ночей жизни блокадного города провел у операционного стола. Голодал наравне со всеми жителями, но не прерывал своей работы даже при налетах с обстрелами.

Себя героем не считал: просто такая работа — врач.

 

4

Лицензия № ЛО-55-01-002699 от 20.04.2020 г

℗