Сила искусства

Я туда езжу бояться. Там всё такое ужасное. Ужасные грубые сторожа. Ужасные злобные собаки. Ужасные погрузчики и грузчики. Там ВОТ ТАКЕННЫЕ РЕЗАКИ!!! Хач! И нету головы, например, если сунуть, куда не следует.

И там ужасно вежливые и чистенькие менеджеры по работе с клиентами.
Менеджеры сидят в чистом офисе, устроенном на втором этаже бывшего заводоуправления. Они ждут не дождутся обеда (и тогда их смывает волной до 14.00, и всё, их не найти). У них корпоративный дух: они дарят друг другу открытки, вместе едят арбузы, вероятно, даже танцуют на столах во время новогодних корпоративов. И у них, как мы сегодня выяснили, круговая порука. Под ними, на первом этаже, собственно и располагается цех, в котором нам выдают наш металл. Там работают практически наши люди. Они все испачканные в масле, в верхонках и смуглые от работы. Они все мужчины. Поэтому, когда я туда еду бояться, то наряжаюсь очень тщательно. Потому что мужчин, которые в течение всего дня видят много разного металла и очень мало чистых менеджеров, нужно радовать красотой. Мужчины в цехе тяжелого металла очень отзывчивы к красоте. Они суровы, их мимические мышцы напряжены, они мало эмоциональны. Но по движению их бровей, блеску живых глаз и направлению медленного поворота их голов я всегда понимаю, что они очень рады моей красоте. И они всегда очень нежно говорят, указывая верхонками в мою сторону: «Убери, нах, д е в у ш к у из-под стрелы, мудень! Чо она у тебя, не последняя что ли, нах?». Вот за это «д е в у ш к а» можно вообще всё простить и всё понять.

Но сегодня кто-то из работников стырил часть нашего заказа. Кто-то попросту прикопал несколько килограммов МОЕЙ меди. Это мы обнаружили, когда получали его по накладной. И мне стало обидно: я не готова дарить листовую медь на несколько тыщ, даже самым очаровательным мужчинам, даже в самом тяжелом цехе. Все менеджеры, кладовщики и грузчики долго прятались от нас. Но я была непреклонна, как скала, и домовита, как домовая мышь. Я была зануда и жадина. Медь моя. Кровью политая. Потом орошенная. И точка. И спустя какое-то тягучее время по нашему с Томатосом настойчивому зову с небес спустились два начальника всех менеджеров, в синих костюмах. И привели с собой менеджеров, кладовщиков, начальника производства, сторожа и двух грузчиков. Все пришедшие встали в воображаемый круг, уставились на меня и не скрывали раздражения. Мы открыли выездное заседание маленьких любителей истины. Менеджеры грустили о прерванном обеде и теребили рюши на кофточках.
Завскладом и товаровед отводили хрустальные взоры и были похожи на актера Табакова в образе Голубого Воришки из «Двенадцати стульев».
Грузчики делали суровые лица и изображали, что это не они отнесли части нашего заказа в пункт приема лома.
Томатос терял терпение. А начальники спросили о размере причиненного ущерба (а узнав, засмеялись). И я поняла, что настал мой звездный час.

Я, напомню, нарядилась заранее. И понимая, что выгляжу блестяще, почувствовала прилив вдохновения.
Я обвела присутствующих нежным, кротким взором и тихо, но с нажимом, спросила: «Вам смешно, господа???» Господа растерялись. Пауза (в прениях важно правильно держать ритм и тембр). Я продолжила: «А мне, отнюдь, не смешно... Я грущу, глядя на этот акт трусливой агрессии, направленной неизвестным мне персонажем, вашим, кстати, коллегой на подрыв художественной деятельности маленькой, скромной мастерской, вашего (кстати!) постоянного и верного клиента! Для вас эта сумма и эта медь — капля в море, так? Здесь, на вашей металлобазе, вершатся дела государственного масштаба! Рубятся и перемещаются по цехам тонны металла. У мартеновских печей не смыкает наша Родина очей! Это, простите за прямоту, мелкое воровство, не имеет, решительно никакого веса, на фоне масштабов вашей деятельности. Это просто — тьфу, какая ничтожная мелочь. Но, господа! Репутация нарабатывается годами! А просирается (извините за опять прямоту) мгновенно. Вот так, по капле, вы лишаетесь доверия. И очерняете ваше имя. Я, господа, просто маленький художник. Из того металла, который сегодня украли у нас ваши работники и который вы не желаете нам вернуть, я могла бы сделать произведения высокого художественного достоинства. А кто-то его просто тупо украл и пропил. И вы смеётесь? Грустно, господа»

Сказала я. И эхом мне были работающие в цеху тяжелого металла огромные станки и прессы. Это было красиво: миниатюрная элегантная женщина, в итальянских духах и развевающейся черной, достаточно откровенной льняной блузе, с грустным взглядом теребящая в руках белый лист накладной на фоне огромных скрежещущих работающих механизмов. Футуризм попер. Его, просто, понесло. Он хлынул из открытых мною шлюзов. И начальники в синих костюмах дрогнули. Они устыдились. Они просверлили взглядами своих менеджеров, завскладом и товароведов. Досталось даже грузчикам. И они повелели вынести наилучший лист меди. И положили к моим ногам с поклоном и извинениями. Луч золотого солнца скользнул по яркой рыжей меди и на мгновение ослепил всех присутствующих. «Солнце за нас, — подумала я. — Иисус любит меня». Менеджеры зажмурились и трусливо отползли в тень. Синие костюмы посерели и утратили лоск на фоне сияния золота и меди. Загорелые лица рабочих на минуту совершенно пропали во мгле цеха. Потом постепенно проступили мутными зелеными пятнами. Только их светящиеся гневом глаза продолжали сиять синевой из глубин цеха тяжелого металла. И их оранжевые комбинезоны отразились рефлексами в рулонах прокатной стали, стоящих вокруг. Они внезапно стали похожи на картины Фернана Леже. Нет, не зря я так стремлюсь каждый раз навестить этот цех. Даже сегодняшнее крысятничество не испортило общей картины.

Мы раскланялись. Томатос грузил МОЮ буквально выстраданную медь в автомобиль. А я наблюдала за мужчинами из цеха горячего и тяжелого металла, у которых сегодня явно ещё состоится жаркая нетрадиционная встреча с руководством. И они не станут на ней заводилами. Они грустили.
И мне их не жаль. Пусть вот погрустят, прежде чем опять станут воровать мою медь. Да же?

2020 г.

_{Оригинал — в Телеграм-канале автора.}