Дамир Муратов: «Мне хотелось бы сделать Центуриеннале — то, что проходит раз в 100 лет!»

Дамир Муратов. Родился в 1967 году в Тобольске Тюменской области. В 1998 г. окончил художественно-графический факультет Омского государственного педагогического университета им. А.М. Горького. Автор знаменитых работ Che Burashka, United states of Siberia, Беднотауна в Омске, создатель собственной сибирской мифологии, участник Триеннале современного искусства в «Гараже»… Дамир Муратов — пожалуй, один из самых ярких и оригинальных представителей российского современного искусства. Осенью 2017 года в  11.12 GALLERY открывается его персональная выставка «Искусство привидений», в котором он исследует творчество советских художников-оформителей и показывает, что оно было незаслуженно забыто. 

О том, как пришло это название, об участии в театральных постановках, сибирском искусстве, планах на будущее и многом другом Дамир рассказал в интервью, взятом в апреле 2017 года. 

1

— Ваш новый проект называется «Искусство привидений». Откуда пришло это название? 

— Во времена Советского Союза был класс художников-оформителей, настоящих профессионалов. На каждом предприятии такие были, а сейчас все заменили компьютерные программы. Художников-оформителей «победили» машины. И этот класс вымер, как вымерли когда-то рыцари, благодаря появлению огнестрельного оружия. Оформители были такими универсалами, которые делали все. Но то, что они делали осталось главным образом внутри людей моего поколения. Их творчество сохранилось как некие фантомы. Отсюда и «искусство приведений». И я пытаюсь «выскрести» с той эпохи что-то. Это своего рода посвящение, оммаж. 

Ведь часто так бывает, что внезапно «вылезают» люди, которые многое определили в своей области. Как, например, произошло с певцом Ником Дрейком, который в 70-х годах прошлого века пел под гитару, записывал альбомы, а его даже не критиковали, не замечали. Он от депрессии и умер, а через 30 лет вдруг его музыка стала популярной, одно произведение даже использовали в рекламе Volkswagen. Люди поняли, как круто было то, что он делал и какой талантливый был парень. Если я не ошибаюсь, через 30 лет продалось столько его пластинок, сколько не продалось при жизни.

Таким образом, параллельные истории могут возникнуть из прошлого в любой момент и многое определить в настоящем.

— Что значит ваше утверждение, что «европейское искусство от избыточности, а сибирское — от недостаточности»?

— В Европе плотность населения гораздо больше. Мы, когда ехали из Дрездена в Прагу 2,5 часа на поезде, практически не видели лесных массивов, все время населенные пункты. Такое количество людей — другой принцип действия, работает сопротивление.

У нас же совершенно иначе — в Сибири живет всего 15 млн, ближайший город-миллионщик Новосибирск — 700 км, Тюмень — тоже 700 км. 

Чему нам сопротивляться, с кем конкурировать? Холод, безденежье, информационный вакуум, несмотря на Интернет. По сути искусство здесь является некой живой попыткой преодолеть этот вечный вакуум, заполнить великую сибирскую пустоту. Советский Союз, конечно, заполняли по мере своих сил, но не успели. Поэтому я очень уважаю художников–граффитистов, они заполняют пустоту.

— Почему появляется «новый тип художника»? Кто он такой?

— Я вижу, что появляются молодые ребята, не могу их пока охарактеризовать, но понимаю, что они совсем другие, выросшие без наших советских гештальтов. Абсолютно другая формация, другая мотивация. Художники отражают свое время, а время сейчас какое? Все меняется так же стремительно, как курс доллара. Мы все время находимся в шумовом, световом, поточном пространстве. Раньше все было стабильно и предсказуемо, сейчас — наоборот. Отсюда — новый тип художников.

Основной вопрос — что рисовать-то будем? У нас 100 лет назад Малевич сказал: «будем рисовать квадратики и треугольнички», — и мы жили под этой суперидеей, он же был настоящим демиургом, убедил весь мир принять его модель, пожить лет 100 с этим. Удобно же?

— А какой будет следующий этап? Что дальше придумают художники?

— Не знаю, я не футурист. Пусть Борис Гройс делает прогнозы, они у него часто сбываются. Он как-то писал, что художник будет похож на циркового актера: раз пожонглировал, на одном колесе покрутился, денег ему дали, и он уехал. Оно ж так и происходит: художника пригласили в один город, он приехал, получил разовый гонорар, выставился и поехал в другой. 

Взять, например, музыку. В 19-м веке где мы могли слышать музыку? У шарманщиков на улице, в лучшем случае, была дудочка, а за «настоящей» музыкой надо было идти в Венскую оперу. Она была откровением. Тоже самое и с живописью. Когда человек умел хорошо изображать то, что видел, это было чудом, и очень ограниченный круг людей имел доступ к произведениям искусства. А сейчас картины тиражируются повсюду, очень доступны. И людям трудно понять, что произведение искусства, а что трюки. 

В Черногории мы общались с художником Никитой Алексеевым. Он тогда сказал, что от картинки мы все равно никуда не денемся. Ведь зрение нам никто не запрещал, 90% информации мы получаем зрительный путем. Глаза — это маленькие рты, они хотят пищи. Согласитесь, что человек, живущий в спальном районе и живущий в красивом историческом центре, — два совсем разных человека. Так же и со звуком. Мы питаемся через наши отверстия: ушами, глазами, ртом.

Мое мнение, что такое искусство будущего — это Google, я за то, чтобы наша Земля, наши города были красивы с Google Map, чтобы Земля наша была похожа на яйцо Фаберже. Это красиво, правда? Я воспринимаю мир как улыбку Бога, а не как сопротивление непонятно чему. 

Поэтому я за Google-архитектуру, это будет круто по-настоящему.

— Вы периодически принимаете участие в оформлении театральных спектаклей. Расскажите немного об этой стороне вашего творчества.

— Ковент-Гарден, потом… шучу [смеется].

Вообще, я не театральный художник. Когда зовут, я делаю. В основном, это детские спектакли. Готовил костюмы и декорации к «Винни-Пуху», «Путешествию Нильса с дикими гусями». Затем, удивительный спектакль «Манюня», это постановка романа замечательной писательницы Наринэ Абгарян, трогательная история о детстве девочки. Что-то в духе Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом». Маленький городок в Армении, первая любовь, первое разочарование… очень хорошая книга.

Для взрослых была красивая постановка пьесы французского драматурга Пьера Нотта «Две дамочки в сторону Севера». В европейской мифологии Север — это смерть. И вот две уже немолодые бабульки пытаются выполнить волю мамы, везут ее прах на могилу отца и вспоминают свою жизнь. С одной стороны, печальная ситуация, но все здесь наполнено комизмом. Такая тонкая французская трагикомедия!

Вообще, для меня участие в театральных постановках — это способ постичь новое. В театре я полностью выкладываюсь, но живопись мне ближе.

— В каких музейных проектах вы участвовали в последнее время? В качестве кого?

— Сейчас участвую в проекте «12 стульев из дворца…» в Омском государственном областном Музее имени Врубеля в качестве художника-оформителя. Этот проект стал победителем XIII конкурса «Меняющийся музей в меняющемся мире» Благотворительного фонда Владимира Потанина и получил грант. Мое личное мнение, что гранты сильно ограничивают, все равно ты нанятый и вынужден подчиняться, но здесь экспертом был Саша Шабуров из «Синих носов», и я решил поучаствовать. 

Мне хотелось бы сделать Центуриеннале. То, что проходит раз в 100 лет! Идея сумасшедшая, но, по-моему, чем абсурднее, тем она реализуемее. Будьте реалистами, требуйте невозможного! Вот, например, у нас была идея сделать в Омске метро. В результате у нас одна станция метро. Чем абсурднее, тем лучше и веселее. 

— Не могли бы вы рассказать о планах на будущее?

— Я планы никогда не строю — у меня есть идеи и я двигаюсь в направлении их реализации. А планы — они сами собой складываются.

Вот в 11.12 GALLERY должна быть выставка «Искусство привидений». Так же зовут в санкт-петербургскую галерею «Свиное рыло». Это своего рода график, а не планы.

— Верите ли вы в современного гениального, но никому неизвестного художника-затворника.

— Конечно, почему нет, все возможно в этом мире. Недавно слушал лекцию профессора Пятигорского и он рассказал притчу про Будду: когда его ученики пришли на лекцию, все, кроме одного. Будда спросил: «А где он?» Ему ответили: «Наверно, он сам стал Буддой». И Будда сказал: «Все возможно!» Так же и здесь: все возможно!

Есть гениальнейший Игорь Чубаров. Он живет отшельником. В Омской области у нас есть город Тара, как имя индийской богини. Там живет молодой художник Денис Русаков, талантливейший парень. У него совсем другой взгляд! Его интересует то, что происходит здесь и сейчас. 

Вообще, по-моему, молодые художники пытаются ухватиться за настоящий момент, запечатлеть здесь и сейчас, ведь завтра этого не будет. Делают наброски, выкладывают в сеть. Здорово! У нас в Союзе был упорядоченный вектор бытия, а сейчас все по-другому, и молодые художники это чувствуют и передают.

— Расскажите немного о галерее 11.12. Дружите ли с кем-то из художников? Может быть, творчество кого-то вам ближе, и вы его особенно цените.

— Дружу с Васей Слоновым, Ринатом Волигамси уже много лет. Мы же все почти одногодки. Периодически ездим к друг другу в гости. 

Вообще, у Саши Шарова подобрался хороший круг, отличные ребята. Я считаю, художник художнику — брат. Нужно уже выходить из риторики превосходства.

— А вообще какие художники вам близки?

— Мне все нравятся. Единственное не нравится, когда современный художник в соцсетях начинает о чем-то рассуждать, да и то ладно, мы же в свободной стране.

Если говорить конкретнее, это Павел Пепперштейн. Я, вообще, люблю психоделиков.  Еще мне нравится красноярский художник Виктор Сачивко. Такой гений земли сибирской. Известный персонаж, который идет своим путем, очень рефлексирующий, как истинно русский интеллигент. Наверно, это свойство всей русской интеллигенции. Еще из русских художников я люблю Константина Звездочетова, Константина Батынкова и Николая Копейкина. А из западных Хокни нравится очень! Вообще, британские художники молодцы, в них есть что-то одновременно хулиганское и изящное. Они словно скользят.

— Что за принцип «Делай арт и бросай его в воду»?

— Это я перефразировал тибетскую мудрость «Делай добро и бросай его в воду». Сделал, да и пошел, что кричать об этом? Как японские поэты — написал стихи, уходи в другой город, меняй имя, что ты здесь глаза морозишь! Ну, и конечно, твори, не ожидая вознаграждения. А оно рано или поздно все равно будет, ты же отдал энергию.

— Вы живете и творите в Омске. Поделитесь, что происходит в местной культурной среде.

— Если брать тезис «преодоление», о котором мы говорили ранее, омская культурная тусовка пытается что-то преодолеть. Один мой друг издает журнал «Прыщ», где печататься может любой, присылает стихи издателю и попадает в номер. Вышло уже штук десять.  Есть еще галерея «Левая нога», где выставляются все неформальные художники. Нам, по сути, нужно место, где мы могли бы встретиться и пообщаться. Кстати инициатором создания журнала и владельцем галереи является Дмитрий Вирже.

Я заметил, что здесь ощущается энергия конца 80-х. Люди стали больше ездить и общаться. Ко мне приезжают и останавливаются молодые художники из других городов. Люди стали больше общаться «в реале». Если, опять же, взять Европу, там реальность уже сделана, а здесь — наоборот.

Конечно, и у меня был когнитивный диссонанс, когда хотелось уехать и жить в другом городе, а потом пришло понимание, что ты живешь с народом, ты часть его, возникает ощущение — все нормально, где родился, там и сгодился. Мне здесь комфортно. А так, хотел бы жить в Чили — стране магов, на краю света, где можно увидеть китов, на которых Земля наша стоит.

— Откуда в России берутся таланты?

— Я отвечу цитатой Льва Гумилева: «В России гении рождаются чаще всего в провинции и на помойках». Помните Ломоносова, который мальчишкой пошел за рыбным обозом и что из этого вышло. Пусть это легенда, но какая убедительная! А вообще, нашу культуру делают чужие, потому, что свое не ценим, не умеем ценить.

Сейчас мы живем в интересное время, когда все доступно, любая информация, легко узнать, как живет та или иная звезда. От этого исчезает тайна. Избранность сейчас довольна спорная. Кто-то может оказаться в нужном месте и стать знаменитым. Актеров когда-то на кладбище не хоронили, а сейчас — миллионные гонорары. Хорошо сказал об этом писатель и философ Александр Секацкий из Санкт-Петербурга: «Сейчас начинается власть скоморохов и паяцев». Под скоморохами он понимает всех тех, кто выступает на сцене или трибуне и владеет вниманием зрителя. Раньше каста воинов определяла экономическую и культурную политику, а сейчас уже нет. Мировой скандал может произойти из-за журналистов, специалистов слова. Миром правит шоу. Все сегодняшние политики — как будто в роли на будущий сериал. Вообще, весь мир — сериал. Мы сидим, смотрим, переживаем, негодуем, сочувствуем, пишем в Facebook... И это все чаще о событиях, которые к нам могут иметь весьма опосредованное отношение. Получается, что все мы участники сериала.

Интервью подготовлено совместно с «Галереей 11.12».

Оригинал на сайте «Art Узел».