Интервью с бывшими. Вячеслав Суриков

В этой серии, напоминаем, мы без правки публикуем ответы людей, «попытавшихся покинуть Омск», на одни и те же вопросы, чтобы посмотреть на город с разных сторон, с разных точек зрения, из разных времен... Предыдущие выпуски смотрите в разделе «Глобус Омска».

Вячеслав — наш коллега-редактор, и он не упустил возможности предложить нам собственный вариант названия этого материала: «Движение сопротивления забвению». На столь резкую замену варианта, ставшего уже стандартом этой рубрики, мы не пошли. Зато впервые немного отступили от шаблона, сохранив и в публикации более привычное для нас обращение на ты :-)

— Слава, привет. Где ты теперь постоянно живешь?

— В Москве.

— Когда и почему попытался покинуть Омск?

— Шесть лет назад я попытался это сделать, потому что очень давно этого хотел, но все никак не представлялось случая. А тут он подвернулся, и я не преминул им воспользоваться.

— Кто был инициатором «развода»: ты или город?

— Это было встречное движение. У меня давно было желание уехать в столицу, но почти всегда не настолько сильное, чтобы реализовать его в отсутствие денег и хотя бы какого-то приблизительного вида на работу. К тому же я был привязан к омским проектам, в которые попал на самом начальном этапе их становления, и вложил немалые усилия в то, чтобы они что-то собой представляли: «Эхо Москвы в Омске» и «НДС-РБК». Мне казалось, что там я реализую свой потенциал. Когда я понял, что на радио я «хожу по кругу», моим шансом на саморазвитие стала работа на телевидении, но однажды и это вид деятельности себя исчерпал. В какой-то момент у меня перед глазами появился вдохновляющий пример омского журналиста Дмитрия Кузьмина, с которым я был хорошо знаком по «Антенне-7»: его переезд и все трудности, связанные с ним, я узнавал от него самого почти в деталях. Постепенно в моем сознании выстроилась мысленная конструкция перемещения из Омска в Москву. Настоящим подарком для меня стало резкое и очень эмоциональное увольнение из проекта «НДС-РБК» совсем не по собственному желанию, которое придало мне решимость в реализации своих давних планов — тогда я понял, что тянуть дальше некуда, несмотря на то, что на тот момент у меня не было никаких накоплений, никакого имущества. Я взял кредит, половина которого ушла на то, чтобы рассчитаться с местными долгами, и купил себе билет на поезд в Москву.

— Насколько успешной считаешь свою попытку покинуть Омск? Расскажи чуть подробнее о жизни после отъезда: чем занимался и занимаешься, чем можешь похвастаться?..

— Мой успех заключается в том, что мне удалось выжить и при этом не только остаться в профессии, но и расширить диапазон своих журналистских навыков. Все шесть моих московских лет я работаю в медиахолдинге «Эксперт». Начинал в качестве корреспондента «Эксперт-ТВ». После того, как канал закрылся, через не слишком продолжительную паузу меня пригласили в журнал «Эксперт» на должность редактора отдела культуры. Я стал пишущим журналистом — до этого я специализировался лишь на ведении выпусков новостей и интервьюировании. Я открыл для себя сферы книжной, театральной, арт- и кинокритики. Это всегда меня интересовало, но развиваться в этих направлениях в Омске почти не имело смысла. В прошлом году мне удалось внести свой вклад в популяризацию творчества в России одного из моих самых любимых писателей — нобелевского лауреата Марио Варгаса Льосы. Я настоял на номинировании его романа «Скромный герой» на премию «Ясная Поляна» в категории «Иностранная литература» — это единственная премия в России, которая отмечает творчество зарубежных писателей. В итоге именно Варгас Льоса оказался победителем.

— По кому и по чему омскому ты грустишь: по людям, по местам, по событиям?

— В Омске есть несколько любимых мною людей, которым я бы желал, чтобы они как можно скорее оказались здесь, в Москве, чтобы я мог видеться как можно чаще. Все остальное осталось в прошлом.

— Не тянет обратно? Хотя бы иногда.

— Тянет очень сильно. Как только у меня появляется возможность, я приезжаю в Омск хотя бы на несколько дней.

1

— Можно ли говорить об уникальном «омском менталитете», позволяющем легко узнавать настоящего омича в любом другом городе или стране? Какие черты «омскости» в себе и в других омичах ты считаешь позитивными и негативными? Какие из них помогают в жизни, а от каких хотелось бы избавиться?

— Исходя из личного опыта поездок по городам России и общения с теми, кто сейчас живет в Москве, в чьей биографии есть опыт жизни в провинции, я не могу выделить какие-то отличительные признаки выходцев из того или иного города. Я допускаю наличие каких-то ярко выраженных особенностей характера, которые могут быть у северян и южан, тех, кто живет в европейской части страны, и тех, кто живет в восточной. Но в России все они не настолько явные, чтобы говорить о них как о чем-то, что имеет серьезное значение. Заметная разница есть между столичными жителями и провинциалами, и здесь омичи ничем не выделяются среди жителей всех остальных городов. Она заключается в том, что столичный образ жизни развивает внутреннюю динамику. Провинция создана для того, чтобы люди в ней жили, никуда не торопясь, чтобы они могли один раз устроиться на работу и остаться там до конца жизни. Жизнь в провинции — это жизнь «под плитой», которая, если ты попытаешься приподняться и сделать нечто экстраординарное, начинает на тебя давить. Пока ты молод, ты можешь сопротивляться этому давлению, и стоять с выпрямленной спиной, но при этом ты будешь, если не в одиночестве, то среди очень узкой группы единомышленников. Рано или поздно ты будешь вынужден пригнуться, когда твои силы держать спину прямо иссякнут. После смерти ты обречен на забвение: провинция помнит только тех, кто уехал за ее пределы и там чего-то достиг. Жизнь в столице — это жизнь «на пороховой бочке». На тебя никто не давит, но все может измениться в любую минуту, и тогда должен будешь сорваться с места и бежать как можно быстрее в нужную тебе сторону. Но там у тебя есть шанс, что тебя запомнят. Миграция из провинции в Москву — это движение сопротивления забвению.

— Поддерживаешь связь с другими представителями глобальной омской диаспоры? Есть ли в Москве неформальное омское землячество, входишь ли ты в него или общаешься только с бывшими и нынешними омичами в соцсетях?

— Темп жизни в Москве таков, что не всегда удается поддерживать связи даже с близкими друзьями. Все, что у меня есть, — это редкие случайные встречи с теми, кого я хорошо знал. Я дружу со всеми в социальных сетях, но это почти ничего не значит. При встрече мы можем сделать вид, что незнакомы, или, в лучшем случае формально поприветствовать друг друга, даже не пытаясь вступить в разговор.

— Можно хотя бы теоретически представить, что ты вернешься надолго или насовсем? Что для этого должно измениться в Омске, в России или в мире?

— Я не исключаю никаких вариантов развития событий. Все может быть. Я не жду никаких перемен в Омске, в России и в мире, но моя собственная судьба может измениться в один день.

— Чего, на твой взгляд издалека, Омску не хватает в первую голову? Чем из своего нового опыта ты бы поделился с Омском — из того, что омичи могли бы сделать сами, не дожидаясь милости от власти? Имеются в виду самые разные стороны жизни, включая экономику, ЖКХ, культуру, коммуникации и т.п.

— В Омске очень яркое театральное движение и выдающееся изобразительное искусство. Это то, что Омск мог бы экспортировать за пределы региона помимо водки и нефтепродуктов. Но ни то, ни другое не оформлено как школа, как направление. Если омские актеры еще как-то могут заявить о себе на фестивале «Золотая маска», то омские художники в России пребывают в позиции культурных аутсайдеров. Они могут продвигаться только в одиночку – как это делает Дамир Муратов, но это очень долгий путь длиною в десятки лет. Я не жду от местных чиновников, что они когда-нибудь озаботятся организацией проекта, аналогичного по масштабам Уральскому биеннале современного искусства, так как даже самые прогрессивные из них видят свою задачу не в развитии, а в поддержании системы такой, какой она сложилась, подгоняя ее под предоставленный бюджет. В Омске есть масштабные выставочные проекты, но они не работают на продвижение ни каких-то отдельных художников, ни омского искусства в целом. В отличие от Уральской биеннале, это скорее акты самоудовлетворения. Появление таких фигур как Павел Третьяков, Иван Морозов и Сергей Щукин возможно только в Москве. Но я верю в чудо — в то, что творчество современных омских художников однажды станет частью актуального мирового культурного контекста. Я знаю как минимум пять-шесть имен тех, кто, безусловно, этого заслуживает.

Куда меньшими ресурсами можно обойтись для организации в городе как можно большего числа публичных лекций. Знаю как минимум одного омского лектора мирового уровня без всяких скидок — это Владимир Крупко, который читает свои лекции на протяжении не одного десятка лет. Я наслышан об активной лекционной деятельности Галины Черба, но их двоих для миллионного города слишком мало. В миллионном городе должны читаться десять-пятнадцать лекций в неделю на самые разнообразные темы — не меньше.