Я слабая. Они меня сожрут...

Я устроила Юле интервью на ТВ, но оно сорвалось: Юля заболела.
Ладно, бывает.
Тогда я устроила ей участие в популярном радиоэфире. Там тема была близка, а у меня как раз знакомый отвечал за подбор героев.
Но Юля умудрилась потерять голос за сутки до.
Потом искали участников для популярного ютуб-шоу, с сотнями тысяч просмотров, и я опять её порекомендовала, но снова что-то не срослось, а она опять какую-то уважительную причину вместо результата рассказала.
Когда у нас нет результата, у нас всегда есть история.
— Юль, давай так: когда захочешь поговорить о том, почему ты мне врёшь, свистни, — говорю я.
— Ты о чём?
— Ты сказала, что тебе нужна помощь в продвижении. Я пыталась. Трижды. Мне очень хотелось помочь тебе. Что происходит, Юль? Ясно же, что это больше не похоже на совпадение...

Мы откровенно поговорили. И Юля призналась:
— Я сама не думала, что эта проблема существует так остро, но я боюсь публичности. Она меня сожрет.
— Публичность — это понятие. И без нее твоему Делу не взлететь.
— Люди сожрут. Конкретные люди, у которых есть рты. Они будут этими ртами говорить обо мне нелицеприятные вещи, а я не смогу этого пережить. О моей работе говорить, о моей национальности, о моей внешности, о детях. Все советуют: «Не обращай внимания», а я не умею не обращать. Я боюсь. Я совсем чуть-чуть пока к этому прикоснулась, у меня и хейтеров толком пока нет, так, просто кто-то недобро усмехнулся, кто-то сказал за спиной «раскосая», кто-то высокомерно прошел мимо, не удостоив лайком, кто-то написал: «Я таким, как вы, не доверяю». А меня это уже разрушает. Каким «таким как я»? Что со мной не так? А что, если этих людей будет больше? Много больше...

У Юли есть Дело. Хорошее доброе Дело. Не работа, не бизнес, а именно Дело. Мне очевидно, что она талантлива, и очень хочется, чтобы у нее получилось взлететь. И вот у меня даже трамплин в руках, для её Дела — идеально, но... страх.
— Как ты сама не боишься? — спрашивает Юля.
— Почему не боюсь? Боюсь, — я пожимаю плечами. — Я, как ты заметила, пока заняла совсем непубличный уровень, и не особо масштабируюсь. Но я все понимаю про себя и понимаю, почему так. Потому что публичность — это для меня как компьютерная игра, и мне нужно время, чтобы освоиться на каждом уровне. Надо понять, как тут преодолевать препятствия, и где спрятаны бонусы. И вот я осваиваюсь себе потихоньку, топчусь, а выше пока боюсь...
— Страшно там, да?
— Не то чтобы страшно. Просто все норовят укусить за самодостаточность. А она у меня итак уже не новенькая, вся в заплаточках.
— Оль, я слабая. Они меня сожрут.
— Я тоже слабая. Слабость — не повод не стремиться вперед. Но если ты не переборешь страх, так и будешь вечная «без пяти минут звезда».
— А как ты справляешься? Есть какие-то мантры?
— Ага. Мантра «Октопас».
— Октопас? Это ж осьминог по-английски?
— Знаешь, осьминоги, каракатицы и всякие молюсски, убегая от преследующего их хищника, выпускают чернильное пятно. Такую чернильную завесу от врага. И вот это пятно растворяется не сразу, а только когда в него кто-то врезается, а пока этого не случилось, пятно так и висит в воде. И если к нему присмотреться, то станет видно, что это не просто пятно — своими очертаниями оно напоминает самого... осьминога или кальмара, который его создал. То есть это такая... чернильная подмена себя. Имитация. А потом акула какая-то подплывает, «съедает» это чернильное пятно и уже потом понимает, что осьминог оказался умнее, и это не он.
— Здорово.
— Чернила наших написанных текстов создают наш образ в чужих глазах. Образ — это проекция, но это не мы, Юль. Всё, что люди поняли про тебя, это не ты — это твои очертания. И те, кто захочет кусаться, быстро поймёт, что ошибся — в мареве чернильного облака очевидно, что это твоё привидение.
Ты им как бы показалась. А ты настоящая — далеко. Далека от их понимания. И ты всегда сможешь сбежать в настоящую себя...
— Вот умеешь ты вывернуть метафоры наизнанку.
— Ага, работа такая, — смеюсь я. — Там еще продолжение есть. Чернила эти опасны для самого осьминога. Ну, в океане это не очевидно — ибо он огромный, и, организовав собственную имитацию, осьминог больше с чернилами не контактирует и уплывает. А если, например, он находится в маленьком аквариуме, и рядом враг (был такой эксперимент — что осьминога и его врага — мурену — посадили в один аквариум) — то он, защищаясь от мурены, чуть сам не захлебнулся в своих чернилах.
— А это ты к чему?
— К тому, что иногда убивает не столько океан публичности, сколько барахтанье в собственном соку. Это я к тому, что, Юль... не упусти свой океан...

P.S. Надеюсь, Юля услышала и разрешит мне познакомить вас с ней и ее Делом. Такие, как она, просто обязаны быть знаменитыми. Прочь слабости и страхи!
На фото я уставшая, вчера водила много-много детей в кино. Сын сфотал, смеётся и говорит: «Мам, вот тебе прикол». Я думала прикол в том, что я лохматая, а прикол в том, что надпись (я не видела, когда села там).
Не пишите только, что я лохматая)

Оригинал в Facebook автора.