Резьба. Первый случай

Я ужасно занята. Ужасно.
Поскольку, я готовлю проект, о котором уже сообщала, то инвентаризирую/ уф, выговорила/ некоторые свои заметки, о которых совершенно позабыла.
И те, которые точно не войдут в проект, покажу здесь, вам. Чего добру пропадать.
В этой заметке мой отец жив. И молод. Он умер тринадцать лет назад, в этот день, 21 октября.

***

— Самые нелёгкие эти трассы! Самая трудная эта тайга! Те, кто здесь летают, зовутся АСЫ. И, должно быть, это совсем не зря...

(Хором): А полоса на трассе гудит бетоном! А по аэродрому погода звенит! А не угнаться Аннушке за Антоном! А ты уж меня Аннушка из-ви-ни!!!
(Потом) : Э... Кожаные куртки, брошенные в угол? (аплодисменты) Снегом запорошено низкое окно. Бродит за ангаром северная вьюга. В маленькой гостинице пусто и темно...
(Снова, хором): Эту песню старую давно забыть пора бы! Наглухо моторы и сердца зачехлены... Снова тянет с берега ветром и туманом. Снова ночь нелётная, даже для луны.... (все взгляды затуманиваются) эх.
(Девушки, пьяными голосами): Юрасииик!!! Спой про разлуку? Ну споооой?!
Он, сдвинув брови домиком:
— Ни на земле, ни в небе не слышны моторов звукииии.... Туман. Над полосой. Плывёт. Куда-то. А можеееет быть и в нашей затянувшейся разлуке нелётнааааая погода? Виииино-вата!!!

Девушки:
— Ну Юр! Ну чего ты ёрничаешь? Такая песня! О любви!!!
Он:
— Сопли!!!
..................
Это мы, половиной поселка (точнее, экипажи и их семьи) вышли на воскресный пикник, на речку Дукча, что течет себе за нашим маленьким аэропортом и за взлетной полосой, и впадает через каких-то двенадцать километров в Охотское море. Весна (почти июнь, ага). Цветут ирисы, иван-чай, брусника и шикша.
На Колыме особые, неповторимые и незабываемые красоты. Дело происходит примерно в одна тысяча девятьсот семьдесят пятом-шестом году.
Наши отцы молоды, на них кожаные летные куртки (удобно, практично, знак касты), они лётчики: пилоты, штурманы и бортмеханики малой авиации СССР. Золотые кадры второго объединенного магаданского авиаотряда. Они настоящие — шумные, умные, талантливые, буднично  бесстрашные мужчины. У них возвышенный слог не принят. Но они знают толк в жизни. Они физически, нравственно и морально здоровы — профессия такая. Отбор работает.
Они мои герои, до конца моих дней.
Они «не в плане» в этот день и вот, жарится шашлык, травятся байки, льётся коньячок.

Наши мамы юны. Мамы, они всегда, в наших воспоминаниях подобны цветам. Вот и эти, сейчас, в цвете и запахе — колокольчики, астры и розы. Юные, прекрасные, звонкие, нежные, дерзкие.
Мы — малышня, но так получилось, что очень уж самостоятельная малышня. И так сложилось, что нас, одногодок, там целая банда. Восемь мальчиков и шесть девочек. Большую часть времени мы предоставлены себе и друг другу.

Сопки — наши.
Помойки и мусорки — это святое.
В оврагах можно прятаться и взрывать ворованные у мам баллоны лака «Прелесть».
Старые разобранные остовы воздушных суден за аэродромом — практически, наши штабы и тайные квартиры.
А в продуктовом магазине тётя Валя, большая, сисястая и матершинница, но добрая, всегда отрежет докторской и даст горячую булку белого (мама потом придет и рассчитается, норм) . Можно бежать по поселку и откусывать этот самый вкусный в мире бутерброд, не отвлекаясь на посещение дома — так много дел на улице.
И вечером нас загонят по домам, если вспомнят раньше, чем мы захотим спать.
Родители молоды, в поселке безопасно, все свои — летчики, их семьи, работники служб порта и метео, старые зэки — мы колымчане. Все свои.
...................
И вот, на воскресном пикнике, когда шумно, вкусно, весело и мой папа всё поёт и играет на гитаре, а все аплодируют, подпевают, закусывают и даже пытаются танцевать, я вдруг понимаю, что мне нужен нож. Срочно. И я краду (ну как краду... одалживаю втихаря, понятно, что добровольно шестилетней девочке никто бы не дал нож) хороший охотничий нож. И крадусь с этим ножом к старому сухому дереву, стоящему поодаль. Там я долго и пристально рассматриваю ствол дерева, пытаясь угадать правильные очертания. И угадываю — это воин. Охотник.

И несколько часов (никто меня не потерял, все просто обо мне забыли) режу кору этого сухого дерева, пытаясь освободить моего воина. Какие розовые козероги? Или хотя-бы Винни Пух с Чебурашкой? Да я вас умоляю. Даже в голову не пришло. Но помню, как возникло во мне это чувство — азарт, одержимость. Непреодолимое желание вызволить из ствола изображение. Зуд. Чесотка.

С тех пор это не прошло. Накрывает. А это был мой первый раз, коллеги. Цветочки, т.с.

И он, мой воин, стал появляться. И появился. Вполне себе антропоморфная сущность с копьём наперевес и в защитной снежной маске на глазах.
Эскимос. (с чего?что у ребенка в голове такое?)
................
А мой папа с дядей Толей были отправлены моей мамой на мои же поиски. И они, благостные, разморенные ясным днем, жареным мясом и коньяком, брели, в обнимку, по берегу речки, беседовали о каких-то высоких материях и как-бы меня искали, периодически подавая голос: «Ляль? А Ляль, ты где?»

И добрели, в аккурат до нас с деревом.
Просто, можно сказать, взяли с поличным. Мне, буквально, осталось вырезать один сапог.
И остолбенели.
И долго молчали.
И дядя Толя (он сентиментальный был, когда выпьет, а так— чемпион Украины по боксу) расплакался.
А мой папа закурил.
А я соображала, куда спрятать нож и главное, уже зачем?

И мы так ещё помолчали. Потом папа сказал, как обычно, что его система воспитания потерпела крах. А дядя Толя сказал, что пусть он не говорит ерунды, потому, что девочка родилась не простая . А золотая. А я ждала, что будет дальше.
..................
А дальше.... Нож у меня отобрали, конечно. И привели к моему дереву всех, кто был на пикнике. В качестве экскурсии. И все тоже сначала молчали, потом, на всякий случай спрашивали, кто это сделал. А точно это Лялька твоя, Юр? А где она нож взяла? Потом были междометия. И дядя Толя пытался забрать это дерево в поселок, чтобы установить его на центральной улице. Но не смог поднять. Я была польщена.
...................
Тетя Ира подарила мне французскую акварельную бумагу и колонковые кисточки. И акварель.
...................
Мама сказала, что если я ещё раз что-нибудь возьму без спроса, то стану как сидоровая коза из ситца, после её физического воздействия и формирования во мне условного рефлекса (я всегда представляла себе в такие опасные моменты жизни её фиолетовый шелковый пеньюар в горошках)
....................
Папа купил мне через несколько лет фотоаппарат «Зенит-ЕТ», многофункциональный точильно-пилильный станок (он жив до сих пор и исправен, работает), и отправил меня, в конце концов, на Материк, чтобы я поступила в художественное училище и не морочила уже всем голову. Что я и сделала.

_{Оригинал в Телеграм-канале автора.}