Эксклюзив из 1995 года…

Самой красивой советской и российской актрисе
посвящается…

Часть I

Назвать то, что происходило на сцене Омского драматического театра с 25 по 30 июля 1995 года спектаклями, язык не поворачивается. Банально, плоско. Ближе слово «действо», но оно лишь скользит по поверхности этой «вещи в себе», которая называется Театр.

1

Это была первозданная магия искусства, которую мы стали терять в последнее время, заглядывая всё чаще за кулисы и забывая, что, открывая дверь в театр, мы входим не в здание, а в Храм.

Это было непередаваемое словами ощущение полноты бытия и экстаза, когда сцена растворилась в зрительном зале, а зрительный зал – о течение неуловимого времени. Великий Театр отпускал нам наши грехи, лечил душу и наполнял сердца ритмами божественного Космоса. Мы вновь открыли для себя эти вечные полотна, где Слово, Мимика и Жест слиты воедино, и, взглянув на них, смогли вспомнить о душе.

Он – Юрий Звонарёв, и он же – Шика Давидович. Твой блудный сын, Россия, который «стал» евреем, пожертвовав ради этого даже частью своей крайней плоти. Части не жалко, не жалко даже всей, но нельзя купить паспорт для души, нельзя стать гражданином мира, прожив полжизни в России.

Он научился считать деньги и чистить утром зубы кипяченой водой. Он стал гибким и прагматичным. Он знает, кому, что и когда сказать, но у него есть один «недостаток» – он русский. Он обречён быть русским. Это его проклятие и это, может быть, его счастье. Он получает тысячу долларов в день и кормит с ложки свою заграничную жену, которую ненавидит.

И поэтому он вернулся к ней, к своей первой любви. Он, Юрий Звонарёв, который право имеет, он, Шика Давидович, хочет сделать её независимой и богатой, он хочет купить ей счастье.  И, может быть, он хочет тоже стать, пусть на немного, пусть на миг, счастливой. Он хочет, чтобы ушла та боль, которая преследует его уже долгие годы.

Она – Инна Рассадина, филолог по образованию, работает в морге. Она кажется нелепой, эдакой простушкой, которую затюкала жизнь и состарили годы. Но это только кажется. Она хочет верить в свое близкое счастье, но она чувствует, как только может чувствовать женщина, что этого не будет. Она любит его и прощает ему всё. Потому что она сильная, а он слабый. Как может быть сильной женщина, и как может быть слабым мужчина!..

Она верит и не верит, улыбается счастливыми глазами и прогоняет его. Но она всё прощает. И она гордая. Ей обидно за него, за Юру, которого она любит, что он унижался и унижается там, в той его жизни. Она не разрешает своему мужу унижаться. Своему настоящему и единственному, с которым она только что обвенчалась. И Юра всучил попу доллары, чтобы таинство брака совершилось без очереди.

И они говорят о любви в этом морге, рядом с покойниками, которые, по словам Звонарёва, подняли цену всему, в том числе и деньгам. И они пью водку, и поют русские песни (Боже, как они их поют!). Она – в свадебном наряде и фате, он – в строгом чёрном костюме. Они танцуют под музыку, под музыку своей юности. Это, наверное, единственное, что у них осталось. Это так мало и так много.

2

И дело не в том, что он эмигрант, а она гражданка России. Это – вечная тема о Ней и о Нём. О их любви и о их потерях. О том, как трудно и легко быть друг с другом. Как легко себя потерять и как трудно потом обрести вновь.

Он уезжает. Без неё. Потому что сигналит машина. Потому что он должен быть тем, кем он стал, кто он есть. Потому что каждая минута на счету, а в день – тысяча долларов. И она это понимает, и всё прощает. И ещё она будет его ждать. Она верит, что он вернётся. Пусть ненадолго, но вернётся. И, может быть, вернётся другим.

А он постоянно произносит «sorry», потому что не может сказать «извини». Потому что он не только Юрий Звонарёв, но и Шика Давидович. Потому что он хочет быть сильным, смелым, богатым. Он хочет быть хозяином жизни …

Но он на коленях. И Инна Рассадина это понимает. Ей очень обидно, но она не может ему помочь. Пока не может. Но она верит и прощает.

… «… Sorry» – комедия в двух частях. Так определил жанр драматург Александр Галин. И действительно – зал взрывался от смеха на протяжении всего действия. Но это всё же не комедия. Любые рамки здесь просто неуместны. Это – наша жизнь. Кто может определить её жанр?

… И было утро, и был вечер. День пятый с Инной Чуриковой и Николаем Караченцовым. Когда я попал с Божьей помощью в зрительный зал... Зал взорвался аплодисментами и долго не отпускал актёров со сцены. Ради этих минут стоит играть. Ради этих минут можно пожертвовать многим. Ведь должен кто-то за нас хотя бы изредка смотреть на облака …

Часть II

В воскресенье, 30 июля (день шестой), спустя час после утреннего спектакля (последнего в гастрольной афише актёров театра «Ленком» в нашем городе), Инна Чурикова, Николай Караченцов и продюсер спектакля Давид Смелянский встретились с журналистами омских газет и телекомпаний.

Опоздав на 10 минут, они извинились: «Зашли в буфет, не успели перекусить после спектакля …»

— Инна Михайловна, расскажите, пожалуйста, как родился спектакль “ … Sorry”, что этому способствовало?

3

Инна Чурикова: — Вы знаете, актёры всегда голодны, всегда хотят работать, может быть, в отличие от других людей… Мне давно уже хотелось иметь такую роль, такое пространство, где можно было бы всё время существовать; где движение, изменение персонажа происходило бы прямо здесь, на сцене. Мы (актриса имеет в виду себя и Глеба Панфилова, режиссёра-постановщика пьесы и её мужа – А.Т.) долго искали такую пьесу и, наконец, узнали, что у Александра Михайловича Галина есть новая пьеса. Мы встретились с ним, прочитали и поняли, что это то, что нам нужно. От него же мы впервые услышали о нашем нынешнем продюсере Давиде Смелянском, который к тому времени уже организовал своё дело и выпустил первый спектакль, режиссёром которого стал Сергей Юрский. Узнав о наших планах, Давид Яковлевич пригласил нас к себе.

В пьесе два действующих лица. Прочитав пьесу первый раз, Глеб спросил: «Знаешь, кто Звонарёв?». Я говорю: «Кто?» – «Коля Караченцов».

Пьесу дали почитать Коле Караченцову. Он у нас человек занятой. Много работал – и никак пьесу прочесть не мог. Через недельку звоним: «Ну, как тебе?». Оказывается, ещё не прочёл. Потом ещё долго не звонил. Закончилось всё тем, что Людмила Поргина, актриса нашего театра и его супруга, прочла пьесу сама и взмолилась мужу: «Что же ты делаешь?! Замечательная пьеса, найди время и прочти». Он прочитал, она ему тоже понравилась, и вскоре мы вместе начали над ней работать.

Правда, нам пришлось уговорить Марка Анатольевича (Захарова. – А.Т.), что пьесу стоит ставить. Потому что ему показалось, что это немного не тот материал: и история сама сложная, и спектакль только для двоих достаточно сложен в постановке. Он даже с сожалением смотрел на Глеба Панфилова – что делает?!

Мы действительно долго над ней работали. Пьеса сложна тем, что в короткое время спектакля заключено прошлое, настоящее и будущее героев. Во многом пришлось разобраться, многое почувствовать.

—  А какие коррективы вы вносили в пьесу, как-то подгоняли под себя?

Инна Чурикова: — Не то чтобы подгоняли под себя, но некоторые изменения были внесены Глебом Панфиловым в поведение наших персонажей. Так, например, в финале герой Николая выпивает целый стакан водки перед уходом. Мы возражали против этого, считали, что объяснение должно быть на трезвую голову, что не должно быть «пьяного финала». Но Глеб настоял на своём, доказывая, что они возвращаются таким образом к себе, к своему первому любовному чувству. И после некоторой дискуссии было решено оставить финал именно таким.

—  В пьесе вы несколько раз запеваете песню «То не ветер ветку клонит …». Чья идея этого дуэта?

Инна Чурикова: — Вы знаете, это ведь такая жизненная придумка. Песня – это точка, в которой люди соединяются. Встретившись через двадцать лет, прожив разные жизни, герои спектакля пытаются соединиться, и через песню тоже. Мы вместе с Колей сами выбирали её.

— Как к этому отнесся драматург?

4

Инна Чурикова: — Александр Михайлович удивительный человек. По своей природе он – поэт, в нём нет никакой человеческой агрессивности …

Николай Караченцов: — Да, он совсем не болезненно держится за каждое своё слово, он очень по-доброму относится к таким вещам.

Инна Чурикова: — И, если какая-то новая идея актёров верна, – его это только радует. Он был большим нашим «болельщиком».

— Скажите, в спектакле были моменты импровизации?

— Николай Караченцов: — Да, конечно.

— Это так запланировано? И вы каждый раз играете по-разному?

 Николай Караченцов: — Конечно, у нас не было ни одного одинакового спектакля.

Инна Чурикова: — Мы любим импровизировать. Текст в нашем спектакле иногда меняется. У нас есть сцена, где Звонарёв совестит Инну за её нежелание оставит всё и уехать с ним в Иерусалим. Риторически вопрошает: «Кому ты здесь нужна? Ельцину? Лужкову? Черномырдину? Что они сделали для тебя?» Одно время у нас даже висел портрет Бориса Николаевича … (Действие происходит в маленькой комнатушке районного морга Москвы, рядом с мертвецкой. – А.Т.). Раньше мы называли другие фамилии: Гайдар, Чубайс. А я говорила: «Знаешь, ты болтай что хочешь, а демократов не тронь». Да, была такая реплика. Сейчас мы её уже не говорим, и портрет не вешаем.

События меняются, меняется и наша реакция на происходящее, меняется зрительское восприятие происходящего на сцене. Вот в этом плане спектакль у нас очень живой.

Николай Караченцов: — Хотя с другой стороны, – театр ограничен временем, условиями жизни.  А вот кинематограф – это знакомство с новым материалом. Я очень переживаю, что наша сцена так и не увидела ни одной пьесы А. Вампилова. В кино, тем не менее, я сыграл в фильме «Старший сын». А когда ещё в театре поставят «Собаку на сене» Лопе де Вега?.. Я хочу сказать, что такое совмещение – это всегда польза, польза профессиональная. Даже если встреча получилась не очень удачная …

А если говорить о профессионалах, то польза просто от того, что выходишь на съёмочную площадку – а рядом работают Иннокентий Михайлович Смоктуновский, Евгений Павлович Леонов (царствие им небесное!)… Я не называю всех тех, с кем работаю в нашем театре, в кино. Насколько этот круг партнёрств обогащает, расширяет мой творческий кругозор! Юрий Васильевич Яковлев, Марина Неёлова, Женя Симонова, Наташа Гундарева – какие все разные, и какие интересные индивидуальности и люди!

Вот она, эта киноплощадка, которая собирает самых разных и самых далёких людей – идеальная школа для любого актёра. И когда я говорю, что театр – мой Бог, я не лгу, потому что для меня всё-таки важна, в первую очередь, сцена; это то неповторимое, что есть у меня в жизни. И когда я чувствую, как протягиваются нити между сердцами зрителей и нашими с Инной сердцами, то это ощущение неповторимо!

Я понимаю и несчастье актёрской профессии: она существует только в эту секунду. От нас не остаётся ни живописных полотен, ни литературных произведений, но зато этого не испытает никто. Я сейчас говорю как эгоист, но думаю, что какая-то польза для всех нас в этом есть.

— Каждая роль для актера дорога по-своему. А могли бы вы сказать, работа над какой ролью вспоминается вам с особым удовольствием?

Инна Чурикова: — Вы знаете, здесь мне очень трудно выбирать. Потому что, если говорить о моих работах, то это часть моей жизни. Сегодня одна женщина принесла мне стопочку моих же фотографий. Боже мой! У меня их нет, а у неё – есть! Там, где я совсем девочка, и постарше, и ещё постарше… Это было так трогательно. И всё это – моя жизнь. Ведь это удивительно – проникнуть в мир незнакомого, не похожего на меня человека …

Вот, например, фильм «Прошу слова». Не могу сказать, что это моя любимая работа, потому что там я играла мэра, общественного деятеля, человека с амбициями. Это ведь абсолютно не я! Как ведёт себя человек, хотя и искренний, но скованный служебным коридором? Как его играть? А для меня это тоже часть моей жизни. Очень интересно узнать человека, который абсолютно на тебя не похож.

Так же, как Васса Железнова. Это не я, это не мой характер. Но в то же время где-то и мой… Это и есть прелесть работы – узнать, понять, почувствовать совсем иного человека.

Допустим, Марк Анатольевич Захаров уговаривал меня, чтобы я сыграла комиссара в «Оптимистической трагедии». Я не хотела её играть, и пьеса мне не нравилась, и роль – не было к ней доверия. Но он так мне о ней рассказывал, так её видел, что смог меня увлечь, и мне захотелось попробовать. И мне кажется, он сделал очень интересный спектакль.

Моя первая и самая любимая роль в театре – это Нелли в «Тиле». Мы приезжали как-то

в Омск с этим спектаклем …

Ещё одна часть моей биографии – Саша из спектакля «Иванов», поставленного Марком Захаровым в нашем театре. (Иванова играл Евгений Леонов – А.Т.). Замечательная работа,

Я всегда о ней вспоминаю и очень жалею, что всё это длилось так недолго, что мы не можем продолжать работать над ней, что рядом нет Евгения Павловича Леонова. Этот спектакль остался только в памяти актёров и тех, кто видел этот спектакль… А вообще его нет… Я знаю, что спектакли МХАТа снимали на плёнку, а нашим не повезло…

Николай Караченцов: — За нашими следили: чтобы «Тиль» шёл не более двух раз в месяц и, не дай бог, упомянуть о нём где-нибудь в публичном выступлении. Делали как-то обо мне передачу на радио – так вырезали всё, что касалось «Тиля»!

Когда мы играли этот спектакль в Кракове, Марк Анатольевич опасался, что, когда мы вернёмся в Москву, нашего театра уже не будет, потому что на спектакле творилось что-то невероятное. Перед моим выходом на сцену, после первой реплики, в зале – смех и аплодисменты. Я решил, что это накладка. А оказалось – дело в том, что вместо того, чтобы ответить на вопрос: «Какой сегодня год?» («1556») прозвучало: «1956». То есть, смысл такой, что это может происходить во все времена. Полграмма социального юмора, и зал взрывается аплодисментами.

В середине спектакля я подумал, что упадёт люстра. Зрители вместе с нами пели, выли, стонали; каждая реплика воспринималась как выстрел. «Наверху» этого уже понять не могли, потому что это была не просто художественная акция, а политический удар. Поэтому мы, с одной стороны, этим гордились, а с другой – опасались: что же за этим последует?

Нас часто спрашивают в последнее время: «Почему вы не меняете название театра «Ленком»?». Я приведу аналогию со Жванецким. У него как-то спросили: «Как вы перестроились?» А он отвечает: «А что мне перестраиваться? Я и раньше не врал». Так вот, «Ленком» и раньше не врал, и в «Ленком» ходили, я надеюсь, не только за художественными ценностями, но и за острым смелым словом. Каждый спектакль у нас выходил с боем, мы сдавали их по несколько раз! Один из моих самых любимых спектаклей «Три девушки в голубом» репетировался 4 года! Его запрещали в момент работы, на репетиции! Когда его всё же выпустили, это была победа театра, победа Марка Захарова.

В том же самом «Тиле», извините, если кто видел спектакль, я в самом финале задницу показываю. Марк Анатольевич два часа ставил мне эту задницу! Потом его спрашивают: «А вы знаете, кому он её показывает?» – «Да! Вот вам и показывает!». Это было принципиально для него. И поэтому, если сейчас говорить вообще о том, какая роль дороже, то вспоминается, чему учили ещё в институте: роль ты сможешь получить только тогда, когда в неё влюбишься, иначе лучше не работать над ней вообще – ничего не получится. А уже потом – да, наверное, те, которые трудно давались.

Действительно, вот представьте – мы работали очень долго, очень мучительно; бывает, испытываешь радость от пустяка, от того, что у нас что-то получилось. Летали, как на крыльях … А на следующий день – тупик, провал, скандал, не знаешь, куда идти дальше. И тем не менее выплывали и радовались тому, что завтра опять встретимся на репетиции. Наверное, вот такие времена наиболее счастливые. Все роли по-своему дороги, но есть, конечно, и какие-то вехи …

– Скажите, пожалуйста, был ли этот год для вас напряжённым? Устали ли вы? Вы когда-нибудь отдыхаете?

Инна Чурикова: – Да, вы знаете, год был очень напряжённым. Гастроли в Омске тоже нелёгкие. Отыграть в день два спектакля – это тяжело. Я надеюсь, что впереди у меня будет месяц отдыха. Хотя раньше я не понимала – зачем он нужен, отпуск?

Николай Караченцов: – Я хотел бы сказать, что напряжённая работа — это актёрское счастье. Девяносто девять процентов актёров мечтают о такой жизни!..

_______________________________________________

АВТОР: Андрей Третьяков (материал из еженедельника «ТВ плюс», № 16 от 9 августа 1995 года)