Виктор Шкуренко: «Я однозначно против огосударствления экономики»

«ВОмске» продолжает проект «интервью по цепочке». Сегодня наши собеседники — промышленник Валерий Каплунат и ритейлер Виктор Шкуренко.

5583525 декабря 2017
Виктор Шкуренко: «Я однозначно против огосударствления экономики»

Валерий Каплунат: Виктор, приветствую вас! Вы в моем представлении один из самых динамичных, пластичных, в определенном смысле независимых омских предпринимателей, который исповедует современные рыночные принципы. Даже слово такое забавное, звучное — «ритейл». (Смеется). Понятно, что у вас экспансионистская модель, что у меня вызывает уважение, а у конкурентов, наверное, страх и негодование, с чем смею вас поздравить. Вы вышли за границу Российской Федерации, на территорию сопредельных государств. Видно, что у вас есть стратегия. Рост вашего бизнеса, и количественный, и качественный, если его соотносить с подобным бизнесом, который почил в бозе, за который брались небезызвестные в Омске выдающиеся организаторы, не будем называть их фамилии, четко демонстрирует то, что вы одаренный бизнесмен, которому удалось создать успешную конкурентоспособную модель. Биться на таком пространстве, на котором господствуют федеральные монстры с колоссальной капиталоемкостью....

Виктор Шкуренко: Объем капитала, кстати, не всегда имеет решающее значение.

В.К.: Но и без него никуда. (Улыбается.) Иначе бы вы дальше мелкой лавочки бы и не ушли.

В.Ш.: У нас была фора: федералы к нам не сразу пришли, мы успели к тому времени уже достаточно развиться..

1

В.К.: Да, возможно, вы уже встали на крыло к тому времени, но опять же, повторюсь, примерно в одно время с вами стартовали и другие проекты, судьба которых печальна. От них остались только колоссальные долги, которые до сих пор взыскать не могут.

В.Ш.: Да о них уже все забыли, откровенно говоря.

В.К.: Вы были в числе пострадавших?

В.Ш.: Конечно. И по мкртчяновской «Пятерочке», и по «Геомарту». В общей сложности мы потеряли тогда около 14 миллионов. По тем временам это были большие деньги. Для нас это было чувствительным, конечно, но все-таки не таким серьезным ударом, как для небольших предприятий. Это, по-моему, стало самой большой проблемой тех банкротств.

В.К.: Это крушение фактически их прикончило.

В.Ш.: Не всех, но многих. А у нас стратегия была такова, что, даже понимая, что рискуем, мы вынуждены были с ними сотрудничать. Потому как я считал, что как оптовый продавец обязан сотрудничать со всеми, вне зависимости от финансовой ситуации у этих предпринимателей.

В.К.: Почему?

В.Ш.: Потому что для меня как для дистрибьютора очень важно заключение контрактов с производителями, а для тех решающий фактор по выбору оптового продавца — количество торговых точек, в которые он может поставить товар. И как результат нашей стратегии: по количеству контрактов мы сегодня идем с большим перевесом от наших конкурентов. Если по розничному бизнесу мы с федералами стоим довольно близко, то по опту от ближайшего конкурента в Омской области отрыв раза в три. У нас оборот по дистрибуции — в районе девяти миллиардов, а у нашего ближайшего конкурента — в районе трех.

В.К.: Рентабельность, наверное, не очень высокая.

В.Ш.: Не очень. Но при больших оборотах это, конечно, выгодный бизнес. Эффект масштаба делает свое дело. Маркетинг в рознице и эффект масштаба в дистрибуции — это, пожалуй, вещи, которые играют основную роль в нашем бизнесе на данном этапе.

В.К.: Маркетинг — это вы имеете в виду прежде всего бренд?

В.Ш.: Да, но, повторюсь, говоря о маркетинге, я имею в виду ритейл, в дистрибьюции бренд, как правило, не важен.

В.К.: Капитализация бренда — это что-то такое виртуально-космическое. (Улыбается.)

В.Ш.: Здесь нужно уточниться. К сожалению, в сегодняшних реалиях бренд региональных ритейлеров практически ничего не стоит, если вы продаете свой бизнес. Лет 7-10 назад федералы, когда хотели приобрести какую-нибудь региональную сеть, еще смотрели хотя бы на EBITDA, сейчас же они оценивают вас через стоимость вашей недвижимость и прав на аренду, сам ваш бизнес как таковой им не нужен.

В.К.: Поэтичности, волшебности уже нет. (Улыбается.)

В.Ш.: Никакой волшебности, только сухие цифры.

В.К.: То есть у вас конкуренция приобретает ярко выраженный географический характер? Вы, если так можно выразиться, завоевываете торговые зоны, людские массивы? Фактически идет окучивание платежеспособного спроса?

В.Ш.: Географическая экспансия сегодня — это вопрос выживания. Возьмем «Низкоцены», магазины, нацеленные на сельское население, которые у нас есть практически в каждом районе области, — для их развития нам приходится выходить за пределы Омской области. Что мы и делаем. И в этом плане мне повезло. Еще 5-7 лет назад в районах конкуренции не было: ни «Магнитов», ни «Пятерочек». Я успел там закрепиться, став в сознании жителей ритейлером номер один. Сейчас мне этого очень не хватает в Свердловской области, в Алтайском крае, куда наши конкуренты пришли раньше, чем мы. Когда мы открывались первыми, магазины становились прибыльны на второй-третий месяц, теперь вновь открытые магазины могут быть планово убыточны 1,5-2 года.

В.К.: То есть вы идете на жертвы в настоящий момент, но получаете узнаваемость, перспективы?

В.Ш.: У нас три бизнеса: девелопмент (мы сами себе строим здания и сдаем себе же в аренду), оптовая дистрибуция и операционный бизнес самого розничного магазина. Если я не зарабатываю на самом магазине, то я гарантированно зарабатываю на девелопменте и дистрибуции.

В.К.: Вы охватываете полную себестоимость?

В.Ш.: Да, и в этом мое отличие от других, региональных и не только, ритейлеров. У них модель проще. Они берут в аренду магазины, и у них нет опта.

В.К.: И если при этом у них нет капитала, или они хотят развиться очень быстро, то это очень рискованно. Примеров много.

В.Ш.: Если бы не наш дистрибуционный бизнес и капитал, созданный там, то ритейлерский проект развивался бы очень тяжело. Основной источник финансирования — это дистрибуция.

В.К.: Вы к этой модели долго шли или это было озарение?

В.Ш.: Это сочетание опыта и ошибок. Не могу сказать, что десять лет назад я осмысленно пришел к этой стратегии. Кстати, из ваших интервью я сделал вывод для себя, что вы всегда четко себе представляете будущее своей компании, планируете на перспективу. В моем случае, напротив, это интуиция и слепое нащупывание правильных шагов. Я не люблю сильно рисковать, но очень часто могу сделать ошибочный шаг и быстро исправиться. Как, например, «Низкоцен» в Казахстане. Я же закрыл это направление. И сейчас развиваю там уже другую сеть с другим названием, форматом, стратегией. Это отдельный от «Низкоценов» бизнес, там есть управляющий партнер.

В.К.: Вы экспериментируете, это нормально. Мы познаем действительность через ошибки. Их совершают все. Даже Бог. (Улыбается.) помните, он сделал Адама и Еву и больше не планировал одухотворенных существ. Но тут вмешался искуситель. Тогда Бог проклял людей, сделал их смертными и велел размножаться. Это была первая ошибка. Потом некоторое время все нормально, но опять человечество пошло не тем путем, и Бог решил сделать некую селекцию путем всемирного потопа. Здесь, кстати, интересное совпадение с дарвиновской теорией. Это вторая ошибка. Были и локальные, вроде Содома и Гоморры. Там люди так далеко зашли, что исправлять их Бог посчитал невозможным. Посему ошибки — это нормально. Вопрос — как ошибки нас учат. Тут победители и аутсайдеры расходятся. Важно, как мы корректируем последующие шаги. Мало совершить ошибку, главное — не сделать ее системной.

В.Ш.: Согласен, нужно вовремя остановиться.

В.К.: Да, но очень тяжело «спрыгнуть» с какой-то набравшей силу экономической операции. Это я сужу уже по себе. Помню, я зафиксировал убыток в 40 млн. рублей, потому что надо было уходить, дальше начиналась авантюра, и она могла сокрушить весь бизнес. Жалко, но пришлось бросать. Вы же знаете, что обезьян ловят бананом в трубе. Сделать над собой усилие и разжать руку очень тяжело, говорю по своему опыту.

В.Ш.: Может, нам повезло, и роковых ошибок мы не совершали, но учиться, конечно, всегда приходится и меняться тоже. Например, я менял свое отношение к банковским кредитам. До 2008 года у меня к ним было одно отношение. С 2008 по 2014 — другое. Сейчас — третье. На данном этапе у нас их практически не осталось. Но стремление снизить банковскую нагрузку до нуля фактически остановило развитие. В этом году у нас впервые почти не вырастет выручка. Были периоды, когда выручка росла двухзначными процентами. Мы даже в рейтинг самых быстрорастущих компаний РБК попадали.

В.К.: Слишком высокий темп роста тоже может быть проблемой. У людей есть такая болезнь гигантизм. Ген дефективный — и человек не перестает расти. Но долго такие люди не живут. Растет диспропорция, не выстраивается оптимизация определенных операций жизнедеятельности

В.Ш.: Я знаю таких предпринимателей, для которых рост — приоритет номер один, другие его, наоборот, по факту боятся. Я ближе к первым. Я за рост, точнее за развитие. Можно же и качественно расти. Но здесь должна быть правильная платформа, в том числе маркетинговая. В розничном бизнесе важен потребитель.

В.К.: Маркетинг здесь — это видение покупателя? Но ведь и покупателю можно, если не навязывать, то давать ориентиры?

В.Ш.: Согласен. У меня на этот счет есть свой практический пример. Как у нас возникла идея «Низкоцена»? Я анализировал статистику региона и заметил, что 93% потребительского рынка было сосредоточено в городе, и только 7% за пределами Омска и Омского района. А населения там проживает 37%. Замечаете диспропорцию?

В.К.: Разумеется, даже с учетом разницы доходов…

В.Ш.: Вывод напрашивался очевидный: люди из райцентров и деревень ездят в город делать покупки. Так было дешевле. Поэтому наша цель была дать им городские цены ближе к их месту проживания. Когда мы открывались, то сразу предлагали сельским потребителям городские цены, даже если серьезная конкуренция отсутствовала. Мы конкурировали с их представлением, что в Омске лучше цены и ассортимент. Это была наша миссия. Мы не манипулировали ценообразованием, как это делали сельские предприниматели до нас.

В.К.: Надо было переломить тенденцию, изменить образ жизни людей.

В.Ш.: Вы же ездили в Москву за джинсами? А сейчас же нет, правда!

В.К.: В этом и заключалась экономическая трагедия того времени. Советская торговля — это распределение товара. А этот термин противоречит самой сущности торговли. Человек, обладая неким платежеспособным спросом, несомненно имеет право удовлетворить этот спрос...

В.Ш.: Тем более, когда речь идет о продуктах питания. Сельские жители потребляют не меньше калорий, чем горожане.

В.К. А средняя корзина с точки зрения структуры, не цены, меняется? Урбанизация накладывает свой отпечаток?

В.Ш.: Сегодня — незначительный. В городе просто больше возможностей. Но все быстро меняется. Например, охлажденная курица. Когда мы начинали, то сельские жители не понимали смысла в такой покупке. Сейчас она, конечно, все равно еще не занимает той доли в товарообороте, что в городе, но ее доля растет. Корма для животных имеют одинаковую долю, как ни странно, и в городе, и в селе.

В.К.: То есть вы великий светоч цивилизации? (Улыбается.) Нивелируете разницу между городом и деревней? Это была одна из глобальных установок КПСС — стереть разницу между ними. Вы олицетворяете идеалы коммунизма. (Смеется.)

В.Ш.: Стараемся, как можем. Если без шуток, то разница есть между деревней и райцентром. В райцентре почти не осталось, к примеру, коров, поэтому жители райцентров покупают охотно молоко в магазинах. В этом они не отличаются от жителей города.

В.К.: Тогда я не так задал вопрос, говоря «город», я имел в виду мегаполис, а малых городов много.

В.Ш.: Сельского населения становится с каждым годом меньше даже непосредственно в деревнях. Но доля бюджетников растет. И это дает некоторую стабильность. К сожалению, в наше время чем больше бюджетников, тем лучше. Еще лет 10-15 назад было наоборот, те, кто работал в частном, негосударственном секторе могли питать экономику, сейчас обратная ситуация.

В.К.: Бюджетники дают устойчивый спрос.

В.Ш.: Да, и они «размазаны» по всей стране. Есть районы, где есть крупный частный бизнес, но таких мало.

В.К.: Горестная весть. Вы же непосредственно «щупаете» структуру нашей экономики, вы «на передовой», непосредственно доносите до людей продукты питания и промышленные товары. (Я-то где-то посередине нахожусь. У меня производственное назначение. В этом смысле я оторван от жизни с точки зрения структуры потребления.) Получается, что критика огосударствления экономики абсолютно справедлива.

В.Ш.: Я однозначно против огосударствления экономики.

В.К.: Вы видите, какие масштабы это принимает. Конечно, это не радует. Любая экономика сильна многоукладностью. Такая экономика с легкостью выдерживает кризисы, потому что если вдруг загнется один сектор, то другой вытянет. А если мы имеем экономику, основанную на государственных экономических монстрах, типа «Газпрома» и бюджетной сфере, то по факту только эксплуатируем природные ресурсы. Я не могу оперировать цифрами, но есть ощущение, что кризисные явления, которые уже приобрели хронический характер, обусловлены именно неадекватной структурой экономики, которая не отвечает задачам сегодняшнего дня.

В.Ш.: Структура меняется в пользу госсектора. Государство сейчас — основной трендсеттер в экономике. Даже частный сектор, когда вопрос касается, к примеру, повышения заработной платы исходит не из конкуренции друг с другом, а из динамики зарплаты бюджетников. Лет десять назад частный сектор был локомотивом роста экономики и зарплат, сегодня ситуация иная.

В.К.: Когда рухнул Советский союз, и возникла кейнсианская модель у нас (знаменитая рейганомика там), возникло ощущение, что рука рынка все отрегулирует. Саморегулируемая система — как организм человека. Вы же специально не регулируете свои процессы, организм живет и развивается, болезнь есть нарушение регуляции. Этой модели противостояла доведенная до абсурда советская модель, когда все регулируется усилием воли. Вплоть до количества иголок, гвоздей и ботинок на каждого человека. Понятно, что цивилизационная модель-то усложнялась. Появилась такая вещь, как мода. Понятно, что убеленные сединой дяденьки не могли запланировать, что будут носить советские модницы. Да и легкая промышленность всегда была на задворках, надо же было строить тяжелую промышленность, атомную индустрию, запускать ракеты в космос. То, что потребительский сектор фактически не управлялся, обусловило появление теневого капитала. Не то что серая, а черная экономика. Ресурсы на нее не планировались, но они все равно потреблялись. Диспропорции копились, и в результате печатания денег и регламентирования цен, товар исчез. Экономика рухнула.

В.Ш.: К счастью, для будущей рыночной экономики.

В.К.: Она должна была рухнуть. Потом дырки закрыли нефтегазовой рентой, но как только цена упала — кризис. Заметьте, все кризисы, даже в Советском Союзе были связаны с ценой на нефть. Мне не нравится нынешняя экономическая модель. Я не говорю, что Путин не понимает, думаю, что понимает, но изменить эту тенденцию крайне сложно, требуется принимать множество сложных, непопулярных решений. Сейчас новый избирательный цикл, чего вы ждете?

В.Ш.: На выборы я пойду и свою политическую позицию не скрываю. Голосовать за нынешнего президента не буду, по причине его долгого нахождения у власти, каким бы опытным и успешным он не был.

В.К.: То есть банальная электоральная усталость?

В.Ш.: Да, но есть и второе. Я не сторонник революций, но хочу голосовать за те ценности, которые разделяю я сам, а они либерально-прогрессивистского толка. Я на позапрошлых выборах искренне голосовал за Медведева. На прошлых за Прохорова. Сейчас обратил внимание на Собчак. Ее программные заявления — приватизация госкомпаний, ставка на частный сектор в экономике, восстановление отношений с западными странами. Кстати, у большинства населения претензии какие к власти ? Путина хвалят за внешнюю политику, а условно ругают за внутреннюю, в первую очередь экономику. Я считаю как раз наоборот. Вопреки нашей внешней политике, приведшей к санкциям и изоляции страны, наша экономика еще работает. Правительство и ЦБ делают правильные шаги, у нас вполне рыночная экономика. Инвестиционный климат у нас в докрымский период был вполне нормальный, если бы не поссорились с Западом...

В.К.: Я не скажу, что у нас рыночная экономика. Более 70% госсектора — это уже много…

В.Ш.: Согласен, перегибы есть... Но лично у меня к президенту больше претензий по внешней политике. Я человек по ценностям западный. Уверен, у России нет какого-то особого собственного пути. Мы страна, близкая к Европе. И когда-то произойдет обратное сближение, как это уже много раз было. Другого варианта у нас нет. Там центр развития цивилизации уже почти 700 лет, и до нас он медленно, но доходит. Нам нужно подождать. Чем больше образованных и меньше бедных людей, чем больше частного сектора в экономике — тем больше электоральное поле условных либералов. Посмотрите на Москву — там 20% населения готовы голосовать за правые партии. Но чем дальше от столицы, тем население беднее.

В.К.: Люди больше зависят от государства. Действительно основной электорат Путина — это госсектор, работники «Газпрома», чиновники. Они тоже все полезны. Но я с вами согласен, что мы оставляем без должного внимания колоссальную возможность российского народа, которая растет из малого бизнеса.

В.Ш.: У меня еще одна претензия к президенту — обладая колоссальной поддержкой, он страну не реформирует. Я не понимаю, почему. То ли не хочет, то ли не видит иного пути. Медведев, возможно, был бы более последователен в реформах.

В.К.: Медведев внешне выглядит более понятным и прогнозируемым. Я пытаюсь психологически понять Владимира Владимировича. Мне кажется, что определенный отпечаток наложила его профессия. Ее суть — борьба, причем очень напряженная, на высшем интеллектуальном и энергетическом уровне. Это первое. А второе — ему сложно выстраивать стратегию, потому что это было всегда задачей Центра. Сотрудникам разведки остается выполнять задания от операции к операции, то есть у них более развито именно оперативное искусство. Далее. Разведчик должен быть непредсказуем, потому что, если твои действия можно просчитать, то можно подстроить кучу ловушек. И необходима внешняя иррациональность — она наложила свой отпечаток. На Путина бесполезно давить, им бесполезно манипулировать. Он гарантированно сделает не так, как кто-то хочет. Поэтому многие операции по дискредитации чиновников срывались. Пример — «Он вам не Димон». Прекрасная операция — а в получилось все наоборот: как ни парадоксально, Медведев усилил свои позиции. Даже появились демонстративные намеки… Я все это понимаю. Но Россия не разведывательное подразделение, а в мире очень жестка конкуренция, и эта межгосударственная конкуренция уже переросла в глобальную. Это совершенно другая ситуация в битве за место под Солнцем. И трагедия заключается в низкой эффективности системы, где госсектор является основным и в экономике, и в психологии… Средний представитель госсектора — это чиновник. Это люди в большинстве своем не могут быть стратегами. Выводы простые: не может только один человек видеть горизонт, методы саморегуляции должны присутствовать во всех структурах общества. Мне кажется, Путин это понимает.

В.Ш.: Какая стратегия, какое саморегулирование в полицейском государстве с излишним контролем за их деятельностью? Есть статьи уголовного кодекса, которые толкают их к вынужденному бездействию. Сейчас чиновники все делают с маниакальной осторожностью, боятся что-то менять…

В.К.: Причем это вы говорите про хороших чиновников. Но стоит чиновнику вступить в клан, заручиться поддержкой силовиков, начать вносить свою долю в «общак» — и он понимает, что его, если что, прикроют. Я даже фамилии назову. Гребенщиков. Ему же Москва голову открутила, а не наши. Компромат для уголовного дела нашелся за секунду по команде из столицы. А почему на него у нас смотрели «сквозь пальцы»? Кто был его крышей?

В.Ш.: Кстати, будет интересно ваше мнение по новому мэру. Молодая женщина — явный реверанс в сторону нового поколения, нового видения. Это уже не «советский» хозяйственник, а современный управленец с высшим экономическим образованием, структурированным мышлением, и при этом с опытом работы на производстве, не входящая ни в какие кланы, как мне кажется. Справится ли она? Мне кажется, что справится.

В.К.: Я дам оценку Фадиной. Если же говорить о России в целом, то проблема не в Путине, проблема в модели...

В.Ш.: Но именно он ее создал.

В.К.: Безусловно, он несет историческую ответственность.

В.Ш.: Я не считаю, что эта модель преступна, как говорит Навальный, она просто неэффективна. Но, надо признать, эта модель, к моему сожалению, комфортна для большинства россиян.

В.К.: Но мы — и вы, и я — видим окружающий мир иначе, чем простой обыватель.

В.Ш.: И нам бы хотелось эту модель реформировать.

В.К.: Потому что мы находимся в конкурентной борьбе. Мы видим образцы более совершенных цивилизаций. Мне по барабану, пусть вы завоюете Марс. Проблема в том, что на этом фоне нас завоюют. Даже не буквально, а с точки зрения того, что мы будем растворены в международной цивилизации. Можно загородиться стеной как Венесуэла и Северная Корея. Но рано или поздно растворимся.

В.Ш.: Вы сами и отвечаете на вопрос. Я уверен, что после Путина если не будет условного фашистского режима, то, скорее всего, мы вернемся к сближению с Западом.

В.К.: Меня беспокоит не сам Путин как таковой. Не так уж все плохо, если развивается экономика в вашем лице и в моем лице. Но самое главное — нам что-то мешает.

В.Ш.: Я говорю о политической модели как гражданин, а не как руководитель компании и предприниматель. Как бизнесмен я живу в этой модели. Я испытываю определенный дискомфорт, но он не больше, чем дискомфорт от конкуренции.

В.К.: Если считать нас с вами реперными точками грандиозного переустройства нашей экономики, то мы выдержим.

В.Ш.: Я часто думаю на эту тему. И считаю, что выдержим. Минимальные условия нашего выживания — это частная собственность. Если мы говорим о чем-то лучшем, то придется возвращаться к сказанному выше.

В.К.: Я надеюсь, что какие-то программные вещи по реформированию экономики, определению стратегии президент предложит: он же не может не думать о модели для будущих поколений.

В.Ш.: Будущему поколению нужен будет свой лидер. Главный вопрос — кому Путин передаст страну и как он это сделает? Кстати, у меня есть глубокое убеждение, что если бы он оставил Медведева на второй срок, и тот бы потерял зависимость от Путина, то страна стратегически бы больше выиграла.

В.К.: Я все-таки не стал бы идеализировать Медведева.

В.Ш.: А я и не о нем лично, я о модели.

В.К.: Я понимаю, но я бы не стал противопоставлять. Парадокс, но Путина нельзя назвать консерватором... Ладно, давайте вернемся к Фадиной. Я согласен с вашей оценкой и надеждами. Женщина — существо полезное. (Смеется.) Ее кандидатуру действительно можно назвать находкой. Да, нужен был управленец, но главный фактор был другой. Мэр города Омска — это арена противоборства и захвата экономических плацдармов в пользу тех или иных кланов. Стояла задача найти решение.

В.Ш.: По-моему, найти вариант лучше, чем министр экономики, сложно. Это лучше, чем даже найти мэра из предпринимательского сословия. Предложи вам или мне, мы бы отказались.

В.К.: По простой причине: мы свою историческую миссию уже реализуем. Причем успешно. Мы слишком далеко зашли по этому пути.

В.Ш.: Раньше я считал, что предприниматель, перешедший на госслужбу, — это благо для страны или города, сейчас осторожнее к этому отношусь. Посмотрите, сколько предпринимателей-банкротов работает сегодня в городской Думе и Законодательном собрании! Успешный предприниматель тысячу раз подумает идти в политику или нет.

В.К.: Да, повторюсь, ход неплохой. Но, как я уже тоже говорил, возникает проблема команды. Вам, как управленцу, хотел задать вопрос. У вас какой по численности коллектив?

В.Ш.: Если посчитать все предприятия, то почти 6 тысяч человек.

В.К.: Это много. Сразу возникает вопрос психологии, умения разбираться в людях, формирования сканирующей системы, позволяющей видеть истинное предназначение человека, селекция.

В.Ш.: Мои заместители и руководители проектов работают у меня долгие годы…

В.К.: А если он перегорел?

В.Ш.: У меня более десяти направлений бизнеса. Мне проще создать еще одно и поставить туда нового человека, а не менять управленца в существующем бизнесе, даже если это направление стагнирует.

В.К.: То есть вы, по сути, в области кадровой политики реализуете модель, в чем-то похожую на японскую. Ее, кстати, многие дилетантски оценивают, просто как пожизненный наем в рамках одной структуры. А там ротация осуществляется в рамках большой корпорации. Сегодня он завскладом в Малайзии, а завтра — начальник металлургического цеха в Осаке. У вас, значит, такой же метод. Мне сложнее.

В.Ш.: Наверное, у вас топ-менеджер в команде играет иную роль.

В.К.: Я могу переместить его на другой завод, но по функциям — очень тяжело перемещать. Начальника цеха здесь сделать руководителем по логистике в Германии? При всем желании невозможно. И дело даже не в языке — это как раз легко преодолевается. Год он подолбит факультативно, потом его кидаешь на вторые роли. И все прекрасно с языком. Особенно если у него там любовница появится местная... (Смеется.) А любовь чудеса делает, просто чудеса! Это шутка, конечно.

В.Ш.: Шутки шутками, но у нас такие ситуации в компании не раз возникали — когда я отправлял ребят в другие города, семьи рушились. Но это, наверное, говорит о слабости нашего русского человека.

В.К.: Не согласен. Русский человек гораздо сильнее с точки зрения психологической конкуренции, чем любой западный человек. Гораздо более устойчивый, энергетически сильный. Я очень плотно работаю с западными рекрутинговыми агентствами. Я повыгонял массу народа — очень слабые люди.

В.Ш.: Изнеженные?

В.К.: Именно. У них все расписано, все регламентировано. Мобилизация, новые неизведанные проблемы — они сразу теряются. Причем они крайне эгоистичны. Крайне. Мне иногда кажется, что это они родом из социализма, а не мы.

В.Ш.: Это потому что в Европе человекоцентристская модель. Частное и индивидуальное — важнее государственного и общественного.

В.К.: И это плохо.

В.Ш.: Вот поспорю!

В.К.: С точки зрения нашего с вами бизнеса — да, плохо, но…

В.Ш.: Я не с точки зрения бизнеса.

В.К.: Вы исходите из позиции внешнего аспекта. Да, искусство — оно по определению эгоистично и строго индивидуально. Или знаменитое выражение «мой дом — моя крепость». Но если надо сплотить нацию во время гибельных апокалипсических моментов?! А такие моменты случаются в жизни любой нации. Все хорошо, сытенько, прелестненько, но мало ли что произойдет? Яркий вам пример — экономика Советского Союза образца 41 года и экономика фашистской Германии этого же периода. Там ведь почти вся Европа пришла к нам, а мы тогда добывали меньше полезных ископаемых, меньше металла, но степень мобилизации, организации, в конце концов, консолидации нации была настолько более высокой, что мы в итоге оказались нацией-победительницей. Это факт неоспоримый. Несмотря на то, что гитлеровский режим к коренным немцам был очень, скажем так, чуток, заботлив, социален. У них производство женских чулок и обоев было прекращено только к началу 44-го года. И каждый бюргер, у которого сын пошел на восточный фронт, имел право взять к себе «восточного» работника (какую-нибудь украиночку) и не платить ему деньги, только кормить. Поэтому вполне объяснимо, что немцы в тот период, несмотря уже даже на разрушенные немецкие города, не просто терпимо, но благоговейно относились к фюреру, до самого конца войны у него была колоссальная народная поддержка.

В.Ш.: Удивительное совпадение, но и у Сталина была тоже колоссальная поддержка. А сколько Сталин уничтожил собственного народа...

В.К.: Трагедия Сталина в том, что он постарался делать все очень быстро, а когда нужно менять психологию быстро, работает фактор насилия. Уверен, с точки развития всей цивилизации хорошо, что мы перебили хребет фашистскому зверю, как выражался Илья Эренбург. Вам хорошо, вы от природы коренной славянин. А я бы не родился и не сидел перед вами, если бы Гитлер победил. Потому что мой дед ушел воевать на фронт, бабушка была эвакуирована в Мордовию с малыми детьми, с моей матерью в частности. И если бы фашизм победил, этого интервью просто не было бы.

В.Ш.: Вероятность появления любого из нас — цепь случайностей.

В.К.: Тут уже точно — математика. Хотя хочу сказать, что по доле жертв, принесенных на алтарь фашизма по соотношению потерь к численности населения, поляки занимают одно из первых мест. Наибольшее, говорят, занимают жители Югославии. Немцы — пятое или шестое место, 9 миллионов погибших. Ну советских людей то ли 27, то ли 40 миллионов. Ужасные цифры.

В.Ш.: История с мальчиком, который выступил в Бундестаге с речью об этих погибших, кстати, очень хорошо характеризует современное общество…

В.К.: Он выступил — зачем-то шум подняли. Была необходимость на этом концентрироваться? Мой отец будучи мальчишкой был в оккупации подо Ржевом. Когда дом заняли немцы, они их не выгнали, угол заняли, занавесили. Он даже на колени лазал к этим немцам, его конфетами угощали и показывали фотокарточки своих детей… Гладит его, пятилетнего, по голове этот Ганс из Дрездена, а у него на глазах слезы. Он тоже жертва, его мобилизовали, вырвали из семьи, он куда денется? — Он уважает законы, идет на войну… Правда, отец запомнил, что молодые немцы были более жесткими. Трагедия немцев в том, что лидером стал вот такой человек, исповедовавший античеловеческие ценности…. Мальчишка об этом и сказал. Зачем его за это подвергать остракизму?

В.Ш.: Ура-патриотическая истерика выходит уже за властью очертанные границы. Песков же сразу заявил — перестаньте мальчика трогать…

В.К.: Это есть псевдопатриоты такие, которые видят мир очень узко. Черное — белое. Илья Эренбург написал знаменитую статью «Убей немца», но даже сам Сталин дал ему следом жесткую острастку, еще в феврале 1942-го вышла его знаменитая фраза, что, мол, «гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское — остаётся». Конечно, это фактор национального примирения, мальчик олицетворял этот принцип. Думаю, в обществе всегда есть экзальтированные типажи, которые ничтожны и никчемны по своей сути, но им необходимо о себе напоминать и заявлять. Они всегда выискивают некий господствующий тренд и бегут впереди паровоза, комментируя. Вот они почувствовали противопоставление нашей модели всему остальному человечеству, и начинают изобретать, как бы показать себя, ничтожненького, тупенького, но вожделенно мечтающего получить власть или положение.

В.Ш.: И выбрали в жертву мальчишку… Каков уровень мерзости!

В.К.: Потому что сам ты ничтожнененький, и враги нужны такие, по сравнению с которыми смелость свою проявить не страшно, лишь бы ответки не было.

В.Ш.: Немецкие дети говорили об обратной ситуации, получается. Некий паритет был соблюден. Тем более, все проходило в Германии, он был «в нужном месте и в нужное время».

В.К.: Я бы, конечно, на его месте две судьбы бы взял, это было бы мудрее. Вот, например, судьба моего дяди, который лежит где-то в болотах Северо-Западного фронта, — и вот судьбу этого немца. Вопрос — надо ли это человечеству? Наверное, так оно стало бы уместнее. И призыв человечеству быть разумнее был бы хорош… Думаю, мальчишке помогали, и составители доклада должны были быть учесть все эти моменты.

В.Ш.: Возвращаюсь к российской политике. Все-таки хотелось бы все-таки уточнить вашу позицию по Путину.

В.К.: В этом смысле я последователен — у Путина был, есть и остается потенциал глобального реформатора. Реализуется ли это полностью в выполнении президентской функции — не знаю. Безошибочных деятелей в истории человечества не бывает, но мое ощущение, что мы сейчас должны ускориться, чтобы не упустить время. Мы можем внести структурные изменения в экономику и сделать ее гораздо лучше. Говорят: «Что вы сравниваете? Он же авторитарный руководитель!». Но возьмем, например, Китай или Сингапур! А Южная Корея или Германия эпохи Аденауэра? Это совсем не та Германия, что сейчас. А послевоенная Япония? Государственное насилие, государственное регулирование было там очень серьезным. А Путин, как мне кажется, должен сильнее отделиться от своего окружения. Даже появился термин — война башен Кремля. Знаменитое дело Улюкаева. Там сам черт не разберет. Мое мнение, что все же Улюкаев не белый и пушистый. Не исключаю, что теневые фонды существовали в Минэкономразвития.

В.Ш.: Теневые фонды возможно, но тогда это была не взятка

В.К.: Ну не себе он взял — какая разница? Он же в ведомости не расписался, налоги не заплатил. Минэкономразвития — это штаб нашей экономики. И в этом штабе есть теневые формы стимулирования труда?! Двойная мораль. Любая модель должна быть понятна и прозрачна. Правила должны быть едины для всех! Если их соблюдаю я, то их должен соблюдать и полковник Захарченко. А он продемонстрировал великолепнейший метод, позволяющий войти в список Форбса, не являясь бизнесменом. Несчастный полковник. 9 миллиардов рублей здесь и 300 миллионов евро в Швейцарии. Мы же понимаем, что за рамками остались люди, которые были истинными хозяевами этого общака. И похоже, что это высокопоставленное руководство, скажем прямо, наших силовых структур. Можно просто посмотреть, кто ушел в отставку вместе с его арестом. Коррупция фактически является становым хребтом «регулирования» всех экономических, а то и политических процессов в нашем государстве. Это же антигосударственная сущность. Насколько велика коррупция, настолько у нас меньше государства. Теряется система управления страной, вот что страшно. И проблема в том, что нельзя репрессиями решить проблему коррупции. Только саморегулировочными методами. А нас все на ручном регулировании.

В.Ш.: Этого посадим, а этого нет. Пока. Он еще нужен.

В.К.: Мы правил не знаем. Показательно: по факту Путиным недовольны многие. Генералы тоже недовольны. Потому что и для них нет четких и понятных правил игры. Воровать можно или нет?

В.Ш.: Им, по крайней мере…

В.К.: Да, им. Вот Сугробова посадили, но истинных хозяев Захарченко нет. Но денег лишили…

В.Ш.: Да и в уголовном регулировании предпринимательской деятельности тоже нет четких правил. У нас статья мошенничество — очень вязкая. Если, например, по налогам всё понятно: инспекция насчитала — не заплатил — статья. А мошенничество? Эту статью можно как угодно трактовать. Любую коммерческую деятельности можно при желании и фантазии трактовать как мошенничество.

В.К.: У меня порядка 18 уголовных дел за плечами. Да, практически все не дошли до суда, естественно, потому что были заказные. Еще штук 50 серьезных провокаций было. В 2009-м в Волгограде нам устроили провокацию, хотели нас поймать на даче взятки природоохранной прокуратуре. В итоге на скамью подсудимых сели они сами. Мы научились преодолевать такие ситуации. Я скоро, наверное, напишу учебник «Как защитить бизнесмена от провокаций, вымогателей и рейдеров». Трагедия в том, что мы постоянно испытываем на себе попытки подрывного воздействия коррумпированных сотрудников спецслужб. Мы уже ставим вопрос: на разведку какой страны вы, ребята, работаете?

В.Ш.: Вспомнилась ваша реплика про «прослушку». Кстати, что удивительно, когда я читал тот материал на БК55 про Фролова, то воспринимал это как норму — то, что и чиновников, и бизнесменов в Омске слушают. Грустно, что мы сами с этим смирились.

В.К.: Согласен. Это трагедия. В западной модели нет такого влияния силовиков. Оно не может быть сильным, они должны бороться только с патологией.

В.Ш.: Проблема в том, что силовики у нас в стране пытаются управлять, а не защищать.

В.К.: Тут все просто. Методы саморегулирования в зачаточном положении. И все требуется регулировать через усилие воли, через администрирование. А когда есть администрирование, то вам нужна функция контроля. А где есть функция контроля — нужна и функция репрессий.

В.Ш.: При разумном подходе можно проблемы решить с помощью администрирования и без репрессий. Вот смотрите, как Центральный банк и ФНС справились с этой ситуацией по фирмам-однодневкам. Во-первых, сейчас однодневку просто так не зарегистрируешь, счет не откроешь, просто так движений по счету не будет. Налоговая контролирует, кто и зачем открывает компании, банки мониторят движения по счетам и при малейшем подозрении блокируют счета, потому что боятся за свою лицензию. Кроме этого, ввели онлайн-мониторинг НДС, теперь, если ты используешь в своей деятельности фирмы-однодневки, то налоговая знает об этом уже на следующий день. Все — идеальная ситуация! Какой смысл было сидеть в окопах полицeйским и выслеживать обналичников, когда можно было так просто сделать?

В.К.: Вы знаете, что эту систему подрывали, прежде всего, те же силовики?

В.Ш.: Правильно, она же против них.

В.К.: Это же был излюбленный метод возбуждения уголовных дел против нас. Мы же возмещаем НДС. А у них всегда была красивая игра. Они брали в налоговой однодневку, потом обвиняли нас в том, что мы крадем НДС, заведомо зная, что эта фирма НДС не заплатила. Далее выставлялся лжесвидетель. И на самом серьезном уровне это все работало. Сейчас да, ситуация несколько поменялась. Но а в Казахстане, насколько я знаю, это уже лет десять работает. Про Западную Европу вообще молчу. Это и есть элемент системы саморегулирования, где над вами не будет стоять дядя в погонах и следить. Ты просто автоматом не сможешь это сделать. Декриминализация важнейшего направления! Вот над такими вещами государство и должно работать. Здесь уже не требуется уже административного и репрессивного контроля. Вы привели прекрасный пример.

Так же надо легализовать проституцию… правильно? Помню, вы на эту тему как-то в СМИ тоже выступали. Тогда менты не будут крышевать этих несчастных женщин. (Смеется.)

В.Ш.: А если еще всю землю раздать? Не будет повода для злоупотреблений. В мэрии не стало бы коррупции, если бы земля была не в муниципальной собственности. Если все раздать, на чем они смогут воровать? Половина их бюджета — зарплаты бюджетников. На закупке чего-нибудь только?

В.К.: Я вам еще интересный пример расскажу. Лет пять назад из полиции передали подсудность в области налоговых преступлений Следственному комитету. И в течение первого же года — зарегистрирован трехкратный (!) рост преступлений среди бизнесменов в области педофилии! Понимаете? Кормушку убрали, а денег-то надо с коммерса получить. Стали штамповать дела по педофилии — очень удобно. Кое-где, например, не гнушались этим даже ФСБ. Я знаю одного предпринимателя в Волгограде. 14 лет лишения свободы. Подсунули двух проституток малолетних. Понятно, что вы бы не остановились, а он ехал на машине, а они голосовали на дороге. Ну у него сердце и дрогнуло. Это была спецоперация, обеспечили контакт. Сначала узнали, что у него есть некая слабость знакомиться с молодыми. Подловили. Он клюнул. 20 эпизодов под камеру. А они оказались несовершеннолетние. 14 лет лишения свободы. Все забрали, разбомбили, всего лишили, ошельмовали. Я прямо скажу, ваш серьезный оборот вызывает у меня уважение с точки зрения масштабности и влияния вашего бизнеса. Но если бы у меня были погоны и было страстного желание не родине служить, а деньги получать на халяву, то чувство было бы совсем другое… Вы были бы для меня жирным бараном, которого еще никто не стрижет. А как вы добровольно будете терпеть стрижку? — Я должен вас чем-то повязать.

В.Ш.: Торговля чем хороша? Это такой бизнес, где все завязано на людях, управлении ими, поэтому силовиках нет смысла его забирать, они элементарно с ним не справятся.

В.К.: Они ни с каким не справятся.

В.Ш.: Ну а деньги — их нужно тоже спрятать куда-нибудь. Государство же сейчас четко отслеживает. Взять ту же нашумевшую историю с Мамонтовым…

В.К.: Основа коррумпированной модели силовиков — это квартира полковника Захарченко. Очень удобно, хорошо. В дневнике матери 600 тысяч евро — мелочь. Это их модель. Но с точки зрения экономики, Захарченко — великий американец. По причине того, что мы у американцев взяли деньги и не пустили их в оборот. Мы откредитовали экономику США на 9 миллиардов рублей. Спрятали. Еще лучше бы сожгли. Захарченко — экономический патриот США: он эти деньги даже не запустил в оборот. Вот до какой степени коррупция дошла…

В.Ш.: Они бы хоть недвижимости купили, рынок разогрели…

В.К.: Да в любой бы экономический оборот бы деньги пошли, уже были бы хоть какие-то плюсы. Итальянская мафия — белая и пушистая по сравнению с Захарченко. Они хоть легализуют свои деньги.

В.Ш.: А вы заметили, что суд отобрал имущество не только у прямых родственников Захарченко, но и у других подставных лиц? Это тоже прецедент. Сейчас уже не будут оформлять квартиры на детей, будут на троюродного брата. Но и это уже риск. Да и если за коррупционера серьезно возьмутся, то и у троюродного отберут.

В.К.: Путина иногда обвиняют в создании клептократического государства. Категорически с этим не согласен. Вот вы только что сказали, что созданы механизмы с судебной конфискацией имущества определенной категории государственных служащих, в том числе депутатов, которые через декларацию не объясняют источник доходов. Автоматически изымается. Это очень хороший антикоррупционный метод. Я абсолютно с вами согласен, что это уже достижение. Другое дело — как это используют наши славные силовики. Они и здесь свою эгоистичность показывают. Возьмем того же Мамонтова. Как сделал деньги Мамонтов? Лично для меня он враг народа. Я не могу исключить, что будучи руководителем больницы, он не заработал на здоровье людей. Может, он от поставщиков фармакологических средств получал откаты? А как получают откаты в этом случае? Либо лекарства негодные, либо они с истекающим сроком хранения. Это самая страшная коррупция, которая может быть. Она оплачивается здоровьем и смертями людей. Здесь нет прощения. А что наши силовики? Почему они его не остановили, почему позволили избраться депутатом? И мало того, что просто депутатиком сидел — он стал важным человеком по земельным вопросам. Кто из силовиков так его заботливо вел? Без покровительства сделать такое невозможно. Просто наступил момент, когда он стал рухлядью. И от него избавились. Лучше молодой и энергичный, условно говоря, Ткачук, нежели этот. Такие люди — расходный материал для силовиков. Они рано или поздно начинают много знать и их нужно срочно выводить в расход. Но в нахлобучку ему вешают некий колпак, который заставит его молчать до конца дней. Эта угроза над ним будет висеть до конца жизни. И в мэрии, к сожалению, много подобного было.

В.Ш.: Но сейчас же все поменяется…

В.К.: Это понятно. Вопрос, какая будет модель. Проблема в людях. Мало назначить Фадину — вопрос в команде. Вы же знаете — у вас 6 тысяч человек…

Судя по всему, мы с вами можем говорить часами, потому что близки по духу. Но все-таки пора завершать нашу интересную беседу.

Наталья Ворохоб: Позволите мне задать три вопроса?

В.Ш.: Конечно.

Н.В.: Противники модели сетевой торговли называют вас «пылесосами», есть точка зрения, что сетевики убивают мелкий бизнес…

В.К.: А можно я за Виктора отвечу? У него системный вид бизнеса, он основан на железных алгоритмах максимальной эффективности выполнения своей функции. Те, кто проигрывают, не могут развиться до сети, они и на Западе влачат жалкое существование. Там, конечно, есть и магазины шаговой доступности, но это уже что-то клубного аспекта. Поэтому это нормально, что он «пылесосит». Постоянные расходы в рамках этой модели — самые высокоразвитые. Он обеспечивает по факту повышение производительных сил всего общества.

В.Ш.: Да, я нарушаю, условно говоря, деревенский ландшафт. Но я иду туда с более эффективной моделью, и, в итоге, потребитель выигрывает. Наше присутствие означает, что люди покупают продукты по более низкой цене.

В.К.: Выигрывают не только потребители, выигрывает цивилизация.

В.Ш.: Персонал, которые у нас устраиваются на работу, перестает считать на счетах как в деревенских лавочках. Они садятся за компьютер.

В.К.: Еще в Советском Союзе я прочитал в одной газете известный диалог русского с американцем: — У вас когда клубника появляется в продаже? — В 8 утра. Меня это поразило: как это так, есть все всегда. Рай небесный. И Виктор его создает. Кто жил при Советском Союзе, помнит его магазины с полупустыми полками, хамство...

В.Ш.: Клубники к 8 утра пока нет. (Смеется.) Но для нас это цель.

Н.В.: Второй вопрос. В узких бизнес-кругах известно, что в вашей компании, помимо вас и Дмитрия Шадрина, были еще и непубличные акционеры. Какова ситуация на сегодня?

В.Ш.: Во всех наших основных бизнесах нас двое, за исключением холдинга «Победа». Но там доля выручки у нас сейчас всего процентов 25-30. Да, там есть другие акционеры. Это наши одногруппники, бывшие банкиры. Мы могли бы их не брать, но открытие сетевой розницы это была в том числе и их идея.

В.К.: Это не играет роли.

В.Ш.: Тут подоплека, что они же банкиры…

В.К.: На тот период это способствовало развитию бизнеса. Это нормально. А как вы стартуете? Убить и ограбить? Есть более цивилизованный вариант.

В.Ш.: Нет, стартовый капитал у нас был свой уже. Мы занимались оптовой торговлей. Ребята сами пришли к нам с идеей быстро создать сеть магазинов у дома. Дмитрий подумывал об открытии одного крупного объекта формата «кэш энд керри». Мы сначала с сомнением отнеслись к этому, не хотели брать на себя много кредитов. Они предложили пробить в Москве инвестиционное финансирование. В общем, такая структура собственности исторически сложилась. В оперативное управление никто не вмешивается. Главный стратег и операционный руководитель там один — Шадрин. Ну и его команда, разумеется.

В.К .: Вам повезло с акционерами, они разделяют вашу стратегию.

В.Ш.: Да, у нас нет конфликтов.

В.К.: У меня было сложнее. Мне 50% пришлось забирать с рынка, зато теперь я ни перед кем не отчитываюсь по своей стратегии.

В.Ш.: Мы с Димой так бизнес построили, что нам комфортно работать, каждый занимается своим делом.

В.К.: Вы нашли эту модель, а мы не нашли. Нет, мы ее тоже нашли, кстати. Но уже незамутненно с формой собственности. Та модель великолепна, которая обусловливает развитие бизнеса. Поэтому я никогда не даю оценку, не примеряя к результативности.

Н.В.: А почему вы все-таки практически все бизнесы делите с Шадриным? Тем же «Низкоценом» вы занимаетесь же полностью самостоятельно.

В.Ш.: Это некая страховка. Сегодня дела лучше у меня, завтра у него. Это взаимная поддержка, в том числе психологическая.

В.К.: У меня такая же модель. Надо рассматривать бизнес с позиции устойчивости. Если модель развивается по экспоненте, то структура и модель собственности оптимизирована именно так, как и должно. Вся суть высокоразвитого бизнеса в том, что форму собственности, модель отношений предприниматель выбирает самостоятельно. В этом его риск и его успех. И мерило — только успех. Точка. Кто говорит иначе — это его психологические проблемы. Как специалист скажу, у Виктора — оптимальная система. Я могу изложить общие принципы, но не в деталях. Детали — это уже его ноу-хау. Главное, что имея такую организационную модель, он развиваться.

Н.В.: Последний вопрос. Вас не обижает критика в Интернете по поводу вашей корпоративной политики, благотворительности? «Собчак деньги дает — лучше бы своим сотрудникам премии дал. Корпоративы со «звездами» проводит — лучше бы зарплату поднял».

В.Ш.: Подниму зарплату за счет корпоративов, будут говорить, что лучше бы корпоративы вернул. Это все тролли пишут, как на них можно обижаться? (Улыбается.)

Н.В.: А вообще, если говорить о благотворительности, какие вещи здесь для вас приоритетны?

В.Ш.: Акцент в благотворительности мы делаем на сельские районы. Например, я поддерживаю проект «Точка роста», который организует омский бизнес-инкубатор. Это когда школьники из районов получают дополнительное бизнес-образование. В течение года преподаватели готовят их к финальному конкурсу, который проходит в городе. На конкурсе они должны предложить свои проекты по открытию бизнеса у себя на малой родине. Я уже несколько лет это поддерживаю. Я лично люблю очень этот проект — моя цель, чтобы в России было больше молодых людей, которые не зависят от государства и ощущают себя свободными. А так у нас в компании есть плановая работа по благотворительности, иной раз принимается решение даже не на моем уровне. Что касается Собчак. Да, я сделаю взнос как физическое лицо. Не очень большой, кстати. Там же есть определенные правила. Много давать нельзя. Я это хочу сделать, чтобы мои слова о ее поддержке были весомее. Показать другим пример, так сказать. Кстати, вчера мой младший сын попросил несколько тысяч рублей у меня, чтобы перевести их в фонд Навального. Сам я не хочу это делать, если он хочет, то это его выбор.

Что касается уровня заработной платы. Мы работаем на рынке. Если будем мало платить или как-то ущемлять персонал, будет высокая текучка. А мое развитие доказывает, что особой текучки нет. Ну и пусть про меня пишут. Что люди хотят-то от капиталиста? (Улыбается.)

В.К.: Ваша империя живет и здравствует. Конечно, если бы вы были пустым местом, то комментариев бы не было. Любой лидер подвергается остракизму. Это нормально.

В.Ш.: Сеть «Низкоценов» становится все шире географически. Кстати, мои критики «забывают», что я продвигаю омского производителя. Наша продуктовая матрица по понятным причинам ближе к Омску. И, развиваясь, я тяну производителя за собой.

В.К.: Местная власть по-хорошему должна это ценить.

В.Ш.: Наверное, должна. Если, конечно, подходить к этому стратегически. «Мария-Ра» стала самой крупной в Сибири — так через нее сколько алтайских товаров продается! Нам поддержка от власти в принципе не нужна.

В.К.: Кстати, с вами Бурков встречался?

В. Ш.: Нет. Со мной и Назаров не встречался. (Смеется.) Только на общих бизнес-мероприятиях, организованных Союзом предпринимателей.

В.К.: Вот он парадокс! А потом мы говорим, что у нас плохо развивается бизнес, не идут инвестиции. Да мы с реперными точками, точками роста не общаемся банально. Это значит, что у нашей власти какой-то иной круг приоритетов, хотя могу и хочу ошибиться.


Яндекс.Директ ВОмске




Комментарии

Скоро

09 декабря

Чёрная клоунада о юных бандитах

Чёрная клоунада о юных бандитах

76621 ноября 2024

10 декабря

Вперёд, за приключениями!

Вперёд, за приключениями!

66822 ноября 2024

30 декабря

Спойлера не получилось!

Спойлера не получилось!

1310104 ноября 2024

Ваше мнение

06.07.2023

Довольны ли вы транспортной реформой?

Уже проголосовало 149 человек

22.06.2023

Удастся ли мэру Шелесту увеличить процент от собранных налогов, остающийся в бюджете Омска?

Уже проголосовало 126 человек



























Блог-пост

Марина Фомина

— Тренер мышления и сильных решений.

Алексей Алгазин

— директор правового холдинга «Закон»


Яндекс.Директ ВОмске

Стиль жизни

С джазом, драйвом, детьми и друзьями

Светские хроники

С джазом, драйвом, детьми и друзьями

«Вы нескромны», - пожурила Ирина Лапшина Валерия Перминова, который 27 ноября устроил в Концертном зале «Мегаквартирник». Но тут же прибавила: «Дай бог каждому юбиляру Омской филармонии так отмечать свой юбилей!»

1378129 ноября 2024
Серик Отынчинов: «Я никогда не унывал!»

Кредо

Серик Отынчинов: «Я никогда не унывал!»

Как известно, человек — кузнец своего счастья. 31-летний Серик тоже «кует» свою жизнь без устали, только не руками, а ногами. Рук у него нет с рождения, по этой причине от него еще в роддоме отказались родители. Зато ногами он умеет прекрасно писать, рисовать и играть в футбол. Из интернатов в мир обычных людей Серик попал, когда ему было уже за двадцать, образование — ноль классов. Однако сейчас талантливый и целеустремленный самоучка учится в колледже.

24011021 ноября 2024
Виктор Шкуренко: «Я, как Фауст, готов продать душу дьяволу за возможность обладать абсолютным знанием»

Кредо

Виктор Шкуренко: «Я, как Фауст, готов продать душу дьяволу за возможность обладать абсолютным знанием»

Известный омский предприниматель, обороты компаний которого исчисляются цифрами с девятью нулями, рассказал «ВОмске», что заставляет его плакать и какой день у него был самым счастливым за последние годы.

5453310 октября 2024
Юлия Купрейкина: «Приняли себя, почувствовали свободу — и тогда «секс с Вселенной» практически случился»

Кредо

Юлия Купрейкина: «Приняли себя, почувствовали свободу — и тогда «секс с Вселенной» практически случился»

Рассказом о правилах обращения со своими желаниями, браках для «галочки», уважительном отношении к граблям, плюсах нынешних детей, ловушках «чекапов» и «любовных блокнотах» один из ведущих омских практикующих психологов, руководитель центра «Мой психолог в Омске» Юлия Купрейкина открывает новую рубрику «ВОмске» — «Поговорим о счастье».

7105106 сентября 2024

Подписаться на рассылку

Яндекс.Директ ВОмске




Наверх