Нетерпеливые гости просят анонсировать подарок. Сегодня это будет бутылка коньяка от нашего героя. «Отлично», — потирают руки мужчины и готовятся задавать вопросы. Банкир Волков заводит разговор о «Капитале»: «Помните шутку? Вопрос: когда в последний раз в главном оплоте политэкономии говорится о цене? Правильно! В конце последнего тома: «цена один рубль десять копеек».

«Не поверите, я сейчас «Капитал» скачал в свой iPad, — восклицает Шкуренко. — Хочу перечитать».

Без вопросов о деньгах сегодня явно не обойдется…

— Масштаб бизнеса Шкуренко позволяет судить о развитии экономики Омской области, и России в том числе, – начинает открытое интервью Наталья Ворохоб. — Попрошу Виктора Васильевича начать именно с цифр…

— Почему никогда не стесняюсь говорить о цифрах — потому что сейчас можно СПАРК открыть и все проверить, — кивает Шкуренко. — Когда задают вопрос об оборотах, грех их скрывать. Кто захочет, все равно узнает.

— …с опозданием на год, — уточняет банкир Волков нюансы работы с системой информации.

— Ну да, там еще выручка без НДС и так далее. Согласен. История для терпеливых. Но когда сам читаю бизнес-интервью — не важно, с кем — меня возмущают общие высказывания и отсутствие конкретных цифр о бизнесе. Не понимаю, почему люди стесняются или боятся об этом говорить. Что касается моего бизнеса, он опять вырос. Если сравнивать с темпами роста экономики России, считаю, что у нас выдающиеся успехи, потому что общая выручка у нас выросла на 16%. Если сравнивать с нами трех-пятилетней давности, то это меньше, чем было тогда, потому что в иные годы росли и по 30-40% в год. Наш общий оборот по пяти предприятиям по всем регионам — 37 млрд рублей с НДС. В прошлом году было 32 млрд рублей. Два предприятия — это ритейл, три — дистрибуция, оптовая торговля.

— Насколько понимаю, динамика по сравнению с прошлым годом выше, — уточняет Наталья Ворохоб. — Некое оживление есть…

— Дьявол в деталях. У нас есть масса магазинов и дистрибуционных контрактов, по которым выручка упала. Но мы все равно расширяли свой бизнес. Основной вклад в рост дал бизнес, связанный с пивом — «РегионПиво». Он вырос с 4 до 7 млрд рублей. А вот «Низкоцены» выросли всего на 3%: в 2019 году мы сделали 9 млрд рублей. В «Победах» рост был чуть больше 7%: закрыли год с цифрой в 8,2 млрд рублей. Если брать ТД «Шкуренко», то, например, бизнес-единица, связанная с продажей «дикоросов» и импортом замороженных фруктов, выросла очень сильно: выручка под миллиард рублей. По всей стране их продаем крупным оптом, поставляем многим производственным предприятиям. Обеление этого рынка сыграло нам на руку, потому что когда мы заходили на него, процветала «чернуха». Мишустин навел порядок, в том числе и в этой области. Сейчас вижу, что этот рынок будет расти, он обеляется, все безНДСные дела уходят в сторону. Когда мы крупному производителю показываем, что мы ТД «Шкуренко», они заходят в СПАРК. Вопросов, кто мы такие, как и по законности и обоснованности нашего НДС, не возникает.

— Скорее, позитивная оценка?

— Конечно, позитивная! Учитывая, что в стране низкая инфляция 3%, и что доллар упал. Если выручку пересчитать в долларах, она у нас выросла еще больше, чем на 16%. Безусловно, я доволен. Секрет простой — надо вовремя искать какие-то новые направления, чтобы компенсировать падение выручки от старых.

— После «Крымнаша» население стало на 10% беднее, — берет слово Владимир Волков. — Понятно, люди из Forbes у вас не покупают. А в чем причина обеления? Ушли конкуренты, которые баловались с налогами — а еще что?

— Не скрываю: мы часто скупаем конкурентов и за счет этого растем, — отвечает предприниматель. — В этом году уже купил новосибирскую дистрибуционную компанию, сделку вот только закрыли. Выйдем еще на рынок Новосибирска. 13 сделок завершили за восемь лет. Рынок сокращается там, где мы оперируем, но за счет конкурентов мы увеличиваем свою долю.

— Складывается ощущение, что слабые игроки уходят, заходят большие федеральные сети, захватывают долю рынка. Вполне возможно, что вы даете меньшую торговую наценку, чем те же федеральные игроки — это тоже, наверное, один из факторов? — уточняет банкир.

— Ну да, у нас меньше наценка, — соглашается Шкуренко. – Но вообще, знаете, недавно Арсен Пономарев (владелец сети супермаркетов «НоваТор» — прим. ред.) давал интервью: мол, у федералов 50 процентов наценка, у нас, региональных игроков, 20%, и мы не можем развиваться и даже существовать… Арсен любит красочно обрисовать многие вещи, такая у него особенность. Эти цифры, конечно, бред! X5 и «Магнит» — публичные компании, я всегда Арсену возражаю: открой отчетность, все опубликовано, нажми на кнопку компьютера — посмотри их наценку, бонусы, операционную прибыль. Поэтому он, конечно, ошибается. У федеральных сетей общая маржа около 35% , но это с учетом распределительных центров — так это дополнительный бизнес, помимо розничного. В чем наша модель? У нас дистрибуционно-оптовое звено и розничный бизнес. Если соединить эти два звена, то у нас искомые 35% набираются, также как у федералов. То есть как дистрибьютор я имею те же условия, что и «Магнит» с «Пятерочкой». У них нет преимуществ передо мной. Поэтому правильнее заявить: сегодня региональные сети без девелопмента и без дистрибуции не выживут. Если, конечно, не обладают какой-то уникальной бизнес-моделью. Наша бизнес-модель — это три составляющих, поэтому даже если в операционном розничном бизнесе падает EBITDA, в недвижимости и дистрибуции не происходит кардинальных изменений. У нас 70% недвижимости под магазинами в собственности. Около 150 тысяч кв. м. только торговой недвижимости, не говоря уже о складской. Какие могут быть у нас угрозы? Вот я сейчас сдал два магазина «Пятерочке» в Алтайском крае. И вообще, с математикой стараюсь дружить. Если вижу, что магазин убыточный, закрою и сдам конкуренту. Не будет никакого внутри дискомфорта по этому поводу. Зачем мне ставить под угрозу будущее своего бизнеса?

— По поводу наценок… Вот есть, допустим, испанское вино Matsu, которое я много лет пью, в Омске оно представлено в четырех магазинах, — приводит пример Волков. – А разница до 50% доходит. И при этом все понимают, что оно по одному каналу было ввезено в РФ. Понимаю пять, десять процентов разницы, но не пятьдесят же!..

— У каждой сети своя стратегия, – объясняет ритейлер. – Кто-то на алкоголь делает большую наценку, кто-то, напротив, низкую, как «Красное и белое», например. У кого-то вино может стоять в акции, кто-то на него акцию принципиально не проводит… Это многофакторная модель. Судить по вину — это как стрелять из пушки по воробьям. Тем более, по испанскому. Я вас расстрою, коллеги, но 90% продаж «делает» сегодня российское вино. Под вином я имею в виду, в том числе виносодержащие напитки, где спирт разбавляется вареньем. А то вино, что пьем мы с вами, коллеги, — ну это такие смешные цифры… Массовый потребитель не покупает испанское вино. Стоит ли судить по состоянию сети по одному артикулу? А вот насчет фальсификата можете быть спокойны: в крупных сетях его нет. Никакого подпольного алкоголя: рынок этот давно обелился, нас очень сильно контролируют.

— То есть коды реально работают, можно посмотреть историю каждой бутылки? — интересуется Олег Даутов.

— Конечно! Это все по-настоящему! — кивает Шкуренко. – Доля нелегального алкоголя падает, потому что растут крупные сети.

— С алкоголем понятно, — соглашается банкир Волков. — А вот еще одна позиция, которую я знаю: охлажденная стерлядка. В наших магазинах тоже разница доходит до 40%. И при этом стерлядь или выращивается в Омске, или привозится из Армении.

Собравшиеся тут же интересуются, различает ли банкир омских и армянских осетровых, вспоминают анекдот про одесский Привоз («Вам для еды или для разговоров?»). Волков качает головой: главное, чтобы свежая была!

— Почему я такие вопросы задаю? Когда мы были юными, нам говорили, что у нас одна колбаса, и та в дефиците, а за границей триста сортов… Я застал времена Горбачева, когда можно было задавать смелые вопросы, а преподавателям в университете надо было выкручиваться. Они доказывали: там специально триста сортов придумали, чтобы эксплуатировать умственные способности населения — чтоб люди мучились. И сейчас хожу по магазинам и чувствую — и тут начали эксплуатировать! Я, конечно, оптимист, понимаю, что борются с моей будущей старческой деменцией, но… Когда банки чуть-чуть обманывали население по потребительским кредитам, государство вмешалось — и теперь эффективная ставка по кредитам, включая все комиссии… А в сетях что творится?

— Владимир, смотрите. Государство регулирует наценки на товары частично, например, на молочную продукцию или детское питание, — объясняет Шкуренко. — Кроме этого, если цены слишком быстро растут, включаются антимонопольные механизмы. Сейчас основной регулятор — это конкуренция. Она отстает от западной, но если брать терминологию экономистов, она почти совершенна. Если мы открываем объекты сегодня, мы конкурируем не с прилавочными магазинами или открытыми рынками, а со своими «собратьями» по сетевой торговле. Доля сетевой торговли достаточно большая…

— Какая в Омске? — уточняет Волков.

— Трудно посчитать. Специализированную розницу включать или нет? «БирХаусы»? Вообще где-то 60 процентов уже точно есть.

— По ощущениям все 80! — звучит из зала.

— Ну нет, 80 нет...

— Мне понятны вопросы, которые задает Володя, — вступает в диалог Юрий Чащин. – Десять лет назад объявил: я не ритейлер, Вить, ухожу в сторону. Тем не менее, «Раз Два Street» открылся, могу на его примере наблюдать процессы в этой отрасли. Для меня это абсолютно социальный проект, я там ничего не зарабатываю. Но его решил никому не сдавать, это некий эксперимент, возможность понаблюдать, подержать палец на пульсе. «Этакий магазин-«термометр», — подсказывает Олег Перевалов.

— В общем, технологические вопросы мне понятны, — продолжает владелец «Провианта». — Я про другое. Вот 15 лет назад я тебя спрашивал: Вить, что ты любишь больше всего? И ты сказал: «Люблю залезть под одеяло и помечтать». Сейчас вопрос тот же. Бытует мнение, что мужик живет некими вещами, которые еще не случились, теми, что уже запланированы, но пока не воплотились. Это стимулирует, добавляет адреналина, возбуждает и подталкивает. По крайней мере, я этим живу. Есть у тебя что-то аналогичное?

— Даже в самых смелых мечтаниях 15-летней давности я не мог предположить, что компания будет такого размера, – признается Шкуренко. — Если бы мне кто-то сказал о влиянии, которое мы имеем на омском, а уже и российском рынке — я бы не поверил. Мечтаю развивать бизнес, стать еще более крупным предпринимателем.

— А есть мечты, не связанные с основным направлением бизнеса? — уточняет Чащин.

— Нет! — ритейлер категоричен. — Смотрите, я для себя две вещи решил. Первое: я предприниматель, могу оценивать свою личность через успехи в бизнесе, у меня нет иллюзий. Я не писатель, как Алексей Платонов, не политик, как мой компаньон Дмитрий Шадрин. Второе: меня крайне беспокоит политическая ситуация в стране. Тут тоже успокоился, решив, что для меня лучше рыночной экономики и западных либеральных демократий ничего нет. Потому если моя страна будет двигаться в этом направлении, я буду счастливым. Будет искать свой особый путь — я буду несчастным. В первом случае я могу сам сколотить свое счастье, а во втором нужно, чтобы еще 140 млн населения помогло. Вот так решил и все, без компромиссов. Меня могут упрекать в глупости, недальновидности, ограниченности, но решил так. И успокоился. У меня нет дополнительных рефлексий. Одна последняя мечта — чтобы страна стала более демократической, более либеральной. Это я тебе говорю искренне, Юрий.

— Понимаю, но я не совсем об этом… Может, я хотел копнуть некие вещи — профессиональное, но не совсем свойственные… Скажем, некое направление, совершенно неожиданное для тебя. Например, в детстве или в юности внутри горела искорка, но пламя из нее не разгорелось…

— А я все пробовал реализовывать. Правда, не все получается! — улыбается Шкуренко. — Например, пытался создать социальную сеть. Вложили миллионов пять — закрыли. Или «Крестьянский двор» тот же.

— Никто не открывает в Омске салон «Порше», — не сдается Чащин. – А ты, Вить, к примеру взял, наперекор всем открыл, доказал «Барсу», что в Омске можно эффективно «Порше» продавать!

— Но если он будет убыточным, я буду глубоко несчастным человеком. Зачем мне это надо? — стоит на своем Шкуренко.

— Купил себе, второй жене, — и закрыл! — экспромтом набрасывают бизнес-план собравшиеся.

— Мы с товарищами во время путешествий порой эти темы прокручиваем вслух, — делится Чащин. — Что можно сделать такого, что станет твоей бизнес-котомкой: несешь, вроде не особо свойственно, но интересно — и для души.

— Баня «Расслабонофф»! — смеется Шкуренко. — Создал для души — теперь избавиться не могу! Можно долго рассуждать, было ли её расположение маркетинговой ошибкой или не было, ведь тогда рынок в принципе был пустым. Сейчас «Паровозовъ» в Новосибирске — успешный проект. Но владелец буквально живет в этой бане!

— Мой друг-ресторатор открывает проект в Омске — большую-большую баню, только мужскую, для души и тела, — рассказывает Юрий Чащин. — Это совершенно не ресторанный проект, но ему хотелось сделать центр здоровья со всеми современными технологиями. Этакие сибирские Сандуны! Существует определенный риск, но человек этим живет, наполняется…

— А вдруг эта забава потом вниз потянет, вытягивая деньги из основного бизнеса? — риторический вопрос в ответ от Шкуренко.

— Ты не думаешь сделать что-то такое, что изменит город? — подключается к разговору о нетипичных проектах Олег Даутов. — Мол, все телефоны были с кнопками, а я без кнопок сделаю!.. Финансовой потребности вроде нет, но зато может изменить мир. А потом, если сделать все правильно, и прибыль будет… Не возникает таких желаний?

— Кто был в Тевризе, тот скажет, что я там изменил мир, — ответствует Шкуренко. — Построил большой магазин с нуля, и сейчас там «Низкоцен» — основной магазин самообслуживания.

— Скуратов сделал все сам, ты его профинансировал. А вот чтобы самому придумать... — уже и Юрий Шатилов хочет «дожать» спикера. — Например, была такая немецкая фирма Piko, она делала модели железных дорог. Отец в детстве мне приносил. До сих пор думаю, а не открыть ли производство… Это совершенно другое. Это попытка переустройства мира, согласен с Олегом. Не было таких идей в голове?

— Вот если бы либеральную газету, такую дерзкую… — сдается предприниматель.

Все, обрадовано: Вот-вот-вот! Ну-ка! Пошел процесс!

— Под конец жизни — если следовать логике западных предпринимателей, которые передают состояние не своим детям, а на социальные и благотворительные цели, я бы с нуля построил университет. Опять же, с либеральными ценностями, — признается Шкуренко. — Новый. Негосударственный. Я считаю, чтобы поменять страну в лучшую, с моей точки зрения, сторону, нужно две вещи: чтобы люди стали богаче — раз и образованнее — два. Но это должен быть частный университет. У меня вызывает отторжение все государственное. Есть только две государственные компании, которые я уважаю: «Аэрофлот» и «Сбербанк», но ими управляют лидеры с близкими мне ценностями. Для меня эти компании — предмет гордости за страну.

— Тоже хотел спросить про мечты, — признается Алексей Платонов. — Ведь у любого человека внутри горит какой-то огонек. Помню, что у тебя есть дом в Чернолучье…

— В «Мечте» арендую маленький домик, — уточняет Шкуренко.

— Как бы ни было, там сосны, простор, легкий и свежий воздух, — продолжает Платонов. — А о чем ты мечтаешь, находясь в «Мечте» — и в том состоянии, которое дарит тебе природа?

— Позавчера встретились с Виктором Васильевичем на лыжне в Чернолучье — кто от «Мечты», кто в «Сказку», – добавляет Елена Ярмизина. — Бежал быстро, выглядел счастливым…

— Да, люблю на лыжах покататься… О чем там мечтаю? Вы не поверите, но —повторюсь — меня очень беспокоит ситуация в стране и направление, в котором она движется. И даже в «Мечте» эти мысли меня не покидают, они конкурируют с мыслями о любимом деле — работе. Что касается материальных вещей, то об этом не мечтаю. Поэтому, к примеру, у меня нет недвижимости за рубежом. У меня квартира до сих пор в ипотеке. Двойного гражданства нет. Нет никаких безвкусных коттеджей. Почему? Да потому что для меня ценность в аскетизме. Если бы не моя семья, я был бы еще более аскетичен. Семья в этом вопросе тянет меня вниз. (Смеется.) У меня нет никаких проблем с деньгами, но стараюсь экономить на всем. Вот у меня одни ботинки, не поверите! Ну две пары, ладно — вот эти и деловые. И всё!

— То есть вы за шеринговую экономику? — конкретизирует Юрий Шатилов.

— Нет, но я против того, чтобы предприниматели демонстрировали свое потребление. Это раздражает население и вообще это дурной тон.

— Так может, тебе надо «Порше» поменять? — участливо спрашивает Даутов.

— Нет, ну вот есть у меня слабости! — разводит руками Шкуренко. Конец его фразы тонет в дружном и громогласном мужском хохоте.

— И все-таки в нашем обществе почти все предприниматели заражены вирусом излишнего личного потребления, часто тратят даже кредитные деньги на квартиры, машины, загородные дома, — продолжает предприниматель. — Почему мы с Шадриным пришли к успеху? Потому что на протяжении многих лет сдерживали друг друга в личном потреблении. Хотя мы во многом разные, но всегда были за развитие и минимизацию личных расходов. Помню, Шадрин купил однокомнатную квартиру — он тогда познакомился с девушкой. Я расценил это как настоящее предательство! У нас общак, деньги, мы их зарабатываем, а он взял оттуда — и на что?!

— Кроме автомобиля есть еще слабости? — уточняет ресторатор Чащин.

— Путешествия. За границу летаю. Люблю! Грешен!

— Грета Тунберг права, когда отказывается летать? — интересуется Шатилов.

— Грета Тунберг не права. Нельзя отказываться от прогресса.

— Как вы умудряетесь так долго оставаться партнерами с Дмитрием Шадриным? — спрашивает Олег Даутов. — По классике, могли бы уже давным-давно разойтись. При этом вы еще и друзья. Хотя и разные во многом люди — и ты сам это признаешь. Как удается договариваться?

— Очень легко! — Шкуренко, не задумываясь ни на секунду, тут же делится ноу-хау. — Мы не вмешиваемся в дела друг друга. Он контролирует розничный бизнес, я все остальное.

— Не секрет, что у вас было еще два партнера — Олег Литовкин и Владимир Бужеря, — добавляет Владимир Волков. — Сейчас их нет, хотя развод был поначалу очень шумный. С разных сторон ходили по разным людям, договаривались о не самых потенциально приятных вещах для противников…

— Они были нашими партнерами только в одном из розничных проектов. Я в этом отношении Дмитрия не поддерживал, — отвечает Шкуренко. — В этой истории не участвовал, потому что формально не был там владельцем. Вообще считал, что можно было не выкупать долю, оставить всё как есть. Я был против конфликта. Но всё, что происходило – это исключительно дело Димы. Я мог его только поддержать, но не влиять на его решения. Это в том числе и доказывает, что у нас все в порядке, потому что даже в кризисной ситуации мое мнение носило лишь консультативный характер, не более. Все решения принимал он, и он нес всю ответственность за результат.

— Бизнес — жесткая штука, — продолжает банкир. — Считается, что детей, пока они маленькие, и жен – а они всегда маленькие — туда не надо втягивать. Было грустно, что в конфликт оказались втянуты жены. Со всех сторон.

— Ну не моя же жена! – говорит Шкуренко. — И ведь часть активов изначально была оформлена на жен. Давным-давно. У меня тоже есть частично недвижимость на жене, частично на мне. А вообще, у нас в холдинге почти вся недвижимость на операционных компаниях. За очень маленьким исключением. Лет пять назад понял, что глупо оформлять недвижимость не на операционную компанию. Есть ряд плюсов: в частности, НДС. А если у тебя банкротится операционная компания, то в сегодняшней ситуации ты будешь отвечать как конечный бенефициар за все.

— Ситуация в России меняется, — кивает маркетолог Шатилов. — Раньше люди старались спрятать что-то… Или сохранить. А вернее, одно подразумевало другое.

— Это было такое стадное предпринимательское предубеждение. Сейчас действительно все меняется, происходит внутренняя «деофшоризация» бизнеса, прятать активы бессмысленно — делится мнением Шкуренко.

— Как проходит ваш обычный день в Омске? — интересуется Наталья Ворохоб.

— Приезжаю на работу к 9.30, уезжаю в 18.00-19.00. Вечером дома книжки читаю или в фитнес иду. Есть своя определенная этика по отношению к работе: не понимаю, когда человек обладает колоссальными финансовыми возможностями, но едет забирать детей из садика или отвозит их в школу. Или жену куда-то подвозит в рабочее время… Не приемлю я этого!

— На то есть куча водителей? — уточняет Чащин.

— У нас в семье нет. У супруги есть своя машина или она такси использует. И я на такси могу поехать, у меня нет персонального водителя. Вызываю «Яндекс», мне удобно. Или сам за рулем. Персональные водители — это понты.

— Некоторые люди считают это зашкваром! — удивляется Шатилов.

— Зашквар — это серьезному предпринимателю забирать своего ребенка из детского садика, — возражает Шкуренко.

— В наше время можно говорить о демонстративном потреблении — не обязательно часов, шуб или авто на каждый день, — рассуждает Юрий Шатилов. — Таким образом, обеспеченные люди, как я предполагаю, стараются «поднять» город, показывая, что здесь тоже можно много потреблять. Помню, был на совещании сельхоздеятелей, там жаловались, что у них нет денег. Говорю: выгляните в окно, там два десятка водителей стоят и курят. Но так принято… А Виктор Шкуренко говорит: а я не хочу!

— Есть и другие занятия, любимые нашей элитой: охота, рыбалка. Я равнодушен к этому, — объясняет ритейлер.

— Может быть, если бы у Виктора была молодая жена и совсем маленькие дети, он бы забирал детей из садика… — вслух рассуждает банкир Волков.

— Нет. Нет и нет! Я бы жену на место поставил, — не соглашается Шкуренко.

— А если бы она трудилась наравне с тобой? — спрашивает Чащин.

— Ну и что? Есть бабушки, есть няни, пусть наймет кого-нибудь.

— У нас есть общий знакомый, у него во втором браке есть дети, каждый день он и отвозит ребенка в сад, и забирает, — это вновь Владимир Волков.

— Ради бога! Я же не навязываю свою модель, говорю лишь о своих принципах. Даже новая молодая жена — тоже своего рода зашквар! Потому что те, у кого есть вторые жены, думали больше не о работе, а о поисках новой любви, так? Я в нее не верю, в эту любовь, понимаете? Поэтому какой смысл?.. Ну а если вы влюбились в молодую 18-летнюю девочку, это ваши проблемы, это говорит только о вашей эмоциональной неустойчивости, — смеется Шкуренко.

Предпринимателя просят «за любовь ответить»: серьезно – не верит в высокие чувства?

— Ну это мой наставнический популизм, конечно. Мне приходиться много общаться с молодежью. Часто любовь — первый враг для развития бизнеса. У пацана выбор: любовь либо бизнес или карьера. Это же сложный выбор, и не надо питать иллюзий. Когда выступаю перед молодежью, я часто говорю: ребят, если вы решили заняться бизнесом, чтобы обеспечить семью, потому что позавчера влюбились, а вчера сделали предложение — уходите! Или оттуда, или оттуда. Либо вначале создайте бизнес, положив (...) на все остальное, копайте, ройте, создавайте. А потому уже добившись успеха пишите книги, растите сады, влюбляйтесь. Но, оговорюсь, в обществе должны быть равные возможности и для тех, кто хочет улучшить демографическую ситуацию в стране, и для бизнесменов-пассионариев.

— Женщины — это интересно, но я спрошу о другом, — Юрий Шатилов возвращает гостей от любви к экономике. — Высокий уровень потребления, как считают экономисты — это как раз тот локомотив, который вытянет экономику страны вперед. Других локомотивов нет. И вдруг приходит Виктор, говорит: в задницу этот локомотив, я аскет. Кто-то возьмет с него пример… А пойдет ли это на пользу стране?

— Я за то, чтоб потреблял средний класс, — поясняет Шкуренко. — Да и часто наша элита потребляет не в Омске, а в Москве и за границей. Я, например, одеваюсь в омском ателье «Залесов и Скок». Вот брюки их, рубашка… Я принципиально это делаю, это мой вклад в развитие омского малого бизнеса. Еще раз — я говорю про узкую часть населения и их демонстративное потребление. Современное молодое поколение это понимает и меняет свою поведенческую модель. Надо прислушиваться к молодому поколению. Я как предприниматель стараюсь быть маркетологом. Должен понимать, что происходит с людьми, которые младше меня на 30 лет.

— Про мечты спрашивали. Про то, на что глаз горит, спрашивали, — Олег Перевалов обещает задать очень простой вопрос. — Мы с детьми так играем. Витя, три вещи, которые вчера больше всего расстроили. И три вещи, которые сильнее всего порадовали.

— Началось… Заковыристые вопросы от психолога… — сокрушается спикер.

— Эй, мы тоже хотим коньяк! — раздается нестройный хор голосов.

— А можно расширить границы «вчера»? — Шкуренко крепко задумывается, чешет лоб. — О! Смотрите! Первое — успел огорчиться, что Медведев уходит. И даже отправил 15 000 рублей телеканалу «Дождь» в этот час. Правда, потом пожалел, когда услышал о назначении нового премьера. Успокоился, что Мишустин пришел. Рановато расстался с деньгами! Импульсивная покупка! Что еще… Ну вот вчера, например, пробежал на лыжах 12,5 км. Это мой личный рекорд, доволен! Был в Таиланде на Новый год, там выпил лишка. Расстроился очень сильно, потому что на следующий день не смог заняться спортом, поплавать в открытом море. Обрадовался, что купил в Новосибирске компанию, вижу перспективы в соседней области. Расстроился, что у нас забрали контракт по Heineken в Омске и отдали алтайской компании. Еще одно событие, которое меня порадовало, — в Казахстане вышли на положительную EBITDA. Это замечательно, потому что Казахстан долгое время был для меня регулярным источником нервных переживаний. Сейчас в Павлодаре уже 19 магазинов Inmart, мы там самые крупные ритейлеры по количеству торговых точек.

— От банкротства «Холидея» много зафиксировали убытков? — спрашивает Владимир Волков.

— 30 с лишним миллионов. У нас доходило до двухсот, мы сократили… Вообще удивляюсь, как мы из этой истории вышли. Но это расстройство было года два назад, не вчера.

— Импульсивная покупка — на эмоциях, перебрал с алкоголем — тоже на эмоциях, — резюмирует Олег Перевалов. — Получается, это в широком смысле момент потери трезвости.

— И правда, в точку, — удивляется Шкуренко. — Не считаю себя человеком, который все контролирует, но подсознательно, вероятно, есть страх потери контроля. И что посоветуешь?

— Если ты вырабатываешь привычку наблюдать за собой и осознавать состояния, тогда меньше моментов, когда теряешь равновесие. Когда мы расслабляемся сверх меры? Когда сильно «наконтролились». Хороша середина — тогда не мотает в разные стороны, — объясняет психолог.

Дмитрий Шейко спрашивает у Виктора Шкуренко, какой тот визионер: «Сначала были бани, потом «оседлал» кофейную тему — это же и поколенческие вещи?»

— Все правильно. Растущий рынок и поколенческие вещи — это то, что меня зацепило, то, что я сам не смогу сделать точно, потому что мне уже 47, — отвечает Шкуренко.

— Один визионер в «Яндексе» сказал, что к 2050 году будет сокращение стационарных точек наполовину, в том числе, и продуктовый ритейл уйдет в интернет, потому что поведенческая модель будет меняться, — делится Шейко. — До 2050 далеко, но планируете ли в этом направлении развиваться? Пойдете в интернет?

— Глобальный вопрос… Пока в интернет не идем, — качает головой Шкуренко. – Пробовали с интернет-доставкой, закрываем — не получилось. Общий объем рынка постоянно растет. Думаю, что через 30 лет он будет значительно больше, чем сейчас, и экономические агенты вовремя поймут, куда трансформировать. Наверное, темпы строительства торговой недвижимости сократятся. Понятно, что сегодня недвижимость — это не IT, где можно стать долларовым миллиардером за короткое время. Это более консервативный бизнес, как банковский. Я не обладаю сверчувствительным визионерским мышлением. А если буду его слишком развивать, то боюсь, не будет хватать времени на основную деятельность. Надо быть немножко проще, потому что излишняя рефлексия всегда мешает. Стоит находить баланс между решительностью, риском и рефлексией, потому что последняя может потянуть тебя вниз.

— От Олега Мкртчяна тоже ведь зафиксированы убытки, — напоминает Владимир Волков. — А он в Омске, хорошо себя чувствует. Как вы общаетесь?

— Я не общаюсь, но если встретимся, поздороваюсь, протяну руку. Я к этому спокойно отношусь. Месть или ненависть — неконструктивные вещи. Даже если Мкртчян не отдал мне 9 млн рублей, мне нет смысла тратить свою энергию на то, чтобы переживать на этот счет. Это бизнес. Я сам могу оказаться для кого-то плохим человеком. Я рисковал, поставляя товар в его сеть, и он наказал меня за мой риск. Но, если честно, я против силовых методов в решении предпринимательских споров.

— Есть люди с отличными от ваших принципами. Банкротятся, оставляют людей с долгами, живут припеваючи, летают бизнес-классом… Но ведь должна быть неотвратимость наказания, — настаивает Волков.

— Но наказание должно быть адекватным, понимаете? Полежаев мне в интервью правильно сказал: сейчас страной правят прокуроры. В том числе из-за иезуитского уголовного законодательства, которое заставляет нас сейчас очень осмотрительно работать, излишне осмотрительно , что это уже влияет на экономический рост. С этим надо заканчивать. Любую экономическую проблему можно решить экономическими же методами. Тот, кто работает с НДС, меня сейчас поймет. С обналичкой и неуплатой НДС десять лет боролись менты и фэсбешники. Результат ноль, у двух офицеров этих служб нашли миллиарды наличных рублей … А вот «гражданские» налоговая и ЦБ решили эту проблему за два года. Мишустину и Набиуллиной большой респект. Страна должна быть гражданской!

— Три момента, о которых хочу сказать, прежде чем задам вопрос, – говорит Юрий Чащин. — Лет 18 назад был на обучении в Америке. В относительно небольшом городе – 600-700 тысяч населения — нас повели на матч по американскому футболу. Центральный стадион, великолепное место, всё здорово, безукоризненно. Оказалось, построил местный бизнесмен, который занимается сетевой торговлей. Примерно в ту пору ты, Витя, пригласил на день рождения своего торгового дома в ДК. Сложилось ощущение, что человек абсолютно не стесняется назвать свою компанию своим именем и отвечает за всё и вся. У меня средний сын уехал жить в Краснодар и снимает квартиру возле стадиона и парка Галицкого. Кто там не был — рекомендую! Это невероятно! Я нигде в мире не видел таких парков, ни в Штатах, ни в Эмиратах. Перфекционизм до последнего бордюра. Я в этом разбираюсь, ходил и восхищался: какой парень! Сейчас в «Магните» нет Галицкого, но весь Краснодар называет это место Галицкий парк. И раз, в голове — параллель с Витей. Я предприниматель, имею право на такой вопрос: Вить, как думаешь, можно что-то в Омске такое сделать?

— Можно. Но не сейчас. Потому что сейчас я поглощен конкуренцией. Я не хочу свой ресурс тратить на другое. К концу жизни, когда уйду на пенсию, тогда весь накопленный капитал, не считая того, что оставлю детям, возможно, инвестирую во что-то полезное. Понимаете, я боюсь, что сейчас что-то сделаю — а меня потом «Пятерочка» с «Магнитом» «сделают». У меня другие задачи. Все свои финансовые ресурсы я трачу на то, чтобы увеличить капитал, и на то, чтобы мой бизнес был устойчивым. Когда зарабатывание денег не будет для меня спортом, тогда — пожалуйста. А сейчас к благотворительности я отрицательно отношусь. Все мои проекты очень специфические, к примеру, областной молодежный конкурс «Точка роста», где сельские школьники пытаются стать предпринимателями. А различные социальные проекты… Ну не хочу я заменять государство в решение его социальных задач. Ненавижу патернализм! Хочу помогать активным стать еще сильнее и независимее от государства.

— Вот пример — Миша Курцаев, — снова Чащин. — Можно к нему по-разному относиться, но Миша взял и сделал театр. Для души. Для города. И не ждал пенсии. Тем более, это дело такое… Вот я на десять лет тебя старше. Мы с ровесниками тоже собирались уйти на пенсию в 53, наблюдать, задавать вектор… Не будет такого! Мы до смерти будем работать. Не уйдем мы на пенсию, Вить. Нет той точки, в которой я «стал богатым и могу заниматься другими вещами».

Но Виктора Шкуренко не сбить с пути:

— Уважаю Курцаева, но себя менять не буду!

— Изображу из себя журналиста желтой прессы — опираясь на домыслы, теории заговоров и излюбленное деление на кланы, — перенимает эстафету Олег Даутов. — Тут с удивлением увидел в прессе, что Витя Шкуренко у нас в «генеральском клане». При этом он только что ругал МВД. Бывает ли дым без огня? В каком ты клане, Виктор? — спрашивает Даутов под общий смех, с прищуром глядя на спикера в лучших традициях жанра «журналист в погоне за сенсацией».

— В кланы я не верю. Этот вопрос излишне демонизирован. Структура элит подвижная, сегодня они могут вступать в одни связи, завтра в другие, не обязательно преступные. Что касается меня и «генеральского клана» — да я даже Камерцеля не видел вживую. (Смеется.)

«Повезло тебе!» — хохочут собравшиеся.

— Лично знаком с Павловым, — продолжает Шкуренко. — Что касается Дмитрия, мое глубокое убеждение — он предприниматель толковый, результативный, агрессивный, в положительном смысле. И никакой генерал ему в текущей работе не помогает. Вообще не могу понять, причем тут генерал? Возможно, у Павлова есть совместные проекты с Камерцелем, но решения принимает он сам, контролирует бизнес самостоятельно. Я помню, Дмитрий в приемной у нас дежурил, когда уговаривал нас вышки для «Омских кабельных сетей» на наших магазинах поставить! Когда я хотел купить жилье в «Старгороде» — был такой грешок под влиянием жены — он лично мне всё показывал. В дорогой обуви по цементным перекрытиям. Так что все эти домыслы… А за моим бизнесом никого нет, кроме меня. Так и за бизнесом Павлова стоит он сам.

— А вот когда вы входили в проект с Павловым по остановкам, у вас было ощущение, что тут не всё чисто? — очередной каверзный вопрос от Волкова.

— Не только у нас было такое ощущение. Я четко своей позицией дал понять: то, что вы делаете, неправильно, так нельзя! Это в том числе была моя, если хотите, политическая демонстрация. Это хамство, когда еще до объявления конкурса ребята из Екатеринбурга здесь бегали и пытались получить авансы от предпринимателей за еще не выигранный конкурс. Эта ситуация обсуждалась, в том числе, на Координационном Совете ООСП. Почему я пришел к Павлову — потому что мне нужен был компаньон, который в этом разбирается: «Если нужен участник с финансами в этом проекте — пожалуйста, я готов». Павлов тоже был категорически против ребят из Екатеринбурга и был готов драться до конца. Доля у нас была 50 на 50, две фамилии учредителей: Павлов и Шкуренко.

— Я уверен, что со временем административный ресурс, — добавляет Виктор Шкуренко. — будет терять свое значение. Общество становится более зрелым. Мы своим примером показали, что чтобы такую махинацию проделать, нужно потратить очень много усилий. В следующий раз конечные интересанты будут понимать, что эти истории будут освещаться в прессе, а это может грозить репутационными рисками. Правда, есть разочарование, что все же у них все получилось. И сошло им с рук.

— И никакой «ответки» вы не получили? — хочет удостовериться Волков. — Вот вывески на ваших магазинах, принятое постановление…

— Про вывески не слышал, может что-то и было… у нас 7 тысяч человек работает, — объясняет предприниматель. — Многие вопросы до меня не доходят, решаются на уровне заместителей моих заместителей, да и уже почти половина нашего бизнеса — за пределами Омской области.

— В свое время я был удивлен, узнав, что ты с интересом смотришь «Дом-2», — вспоминает Олег Даутов. — Продолжаешь? В чем фишка?

— Нет, сейчас не смотрю, устал. В чем фишка? Первое — когда своих эмоций не хватает, можно посмотреть на чужие. Позиция бабушки на лавочке: «Дом-2» давал мне впечатления. (Смеется.) Второе — меня всегда удивлял феномен «Дома-2». Это одно из лучших телевизионных достижений российского бизнеса: раскрутить многолетнее шоу и даже продать лицензию в Латинскую Америку. Все успешное вызывает у меня интерес, даже если это оскорбляет чьи-то долбанные чувства. Многие рекламодатели утверждают, что самый эффективный, пусть и самый дорогой продакт-плейсмент именно в «Доме-2», федеральные и международные производители с удовольствием размещают там рекламу. Плюс себестоимость производства этого телешоу очень низкая. Для меня это как российский Apple, наверное. Шучу, конечно. Но с экспортным потенциалом наших несырьевых товаров всегда была проблема. А тут многие страны лицензию покупают. Если Соловьев свое шоу хотя бы в Монголию продаст, тогда я его тоже зауважаю.

— Еще там, на мой взгляд, хорошо показана модель конкуренции в политической и бизнес-сфере: кого-то выкидывают, кто-то привлекает к себе внимание, остается, движется дальше, выходит на новый уровень уже вне рамок проекта, — добавляет Дмитрий Шейко. — Человек там всегда под давлением: проголосуют или нет? Никакой синекуры…

— Бинго, Дмитрий! Этот весомый плюс «Дома-2» я и не подметил, — радуется Шкуренко.

— О, конкуренция за коньяк! — вдохновляются гости.

— Что мне не нравится в обществе, так это то, что никто, включая власть, не заинтересован в развитии конкуренции среди молодежи в том числе, — продолжает Шкуренко. — Позиция такая: будьте лояльны, и мы вам обеспечим социальные лифты. На самом деле нужно заставить молодежь конкурировать, сразу сказать — мы вас поддерживать не будем, как бы это цинично ни звучало, вы сами должны всего добиться! В это «Дом-2» тоже может внести свою лепту.

— Мы давно спорили, должно ли телевидение быть бизнесом, — рассказывает Даутов. — Помните, каналом «ТНТ» начал руководить Роман Петренко — не телевизионщик, а предприниматель, «деньги любой ценой». Он сделал «Окна», потом «Дом-2». На «СТС» пришел Роднянский, вот тот телевизионщик, деньги не любой ценой, «вот этого я не буду делать никогда, хотя это сверхприбыльно», и так далее. Нужны ли телевидению культурные образцы? Ведь кажется, что в «Доме-2» многие вещи неискренние, упрощенные. И молодые зрители думают, что в жизни так и есть.

— Я рос в советской семье и многие вещи с мамой не обсуждал, — говорит Шкуренко. — А тут вариант хоть что-то увидеть со стороны. Одно дело — профессор с бородкой о сексе и взаимоотношениях расскажет, а другое — ровесники твои… А драки и маты отражали нашу реальность в стране. В вечерних шоу первого канала это тоже есть. Просветительская роль «Дома-2» в воспитании молодежи для меня не подлежит сомнению. Пусть лучше «Дом-2» смотрят, чем маршируют под патриотические песни. Что касается бизнес-модели, к Роднянскому очень хорошо отношусь, подписан на него в инстаграме. Хочется быть похожим на Роднянского, как на личность. Вот Галицкий молодец, я его тоже уважаю. Но мне ближе первый. Второй — продукт эпохи первоначального накопления капитала, резкий, дерзкий, если увлечение, то обязательно футбол. Роднянский — это глубина, он разбирается в искусстве, в кино, опирается в своей деятельности на определенные ценности, типичный представитель «богемной буржуазии», и это вызывает уважение. И при этом он делает бизнес в гораздо более сложной отрасли.

Наталья Ворохоб спрашивает, относит ли Виктор Шкуренко себя к представителям элиты.

— Брал интервью у главы DNS Дмитрия Алексеева, назвал его и себя представителями элиты, а комментаторы потом обстебали… знаете, и Камерцель тоже элита. Любой человек, который принимает решения и оказывает влияние на общество, относится к элите. Положительное или отрицательное влияние, другой вопрос. Конечно, я отношу себя к элите, к предпринимательской элите как минимум, потому, что под моим руководством работают тысячи людей. Другой вопрос — качество решений и влияния. Для этого в свободное время я очень много читаю, как деловую, так и художественную литературу. Интересуюсь искуcством, кино.

— Где ваш баланс между духовным и материальным? — уточняет Елена Ярмизина.

— Вечный вопрос, что важнее: материальные интересы или духовное развитие. Каждый для себя должен решить сам. Медведевская фраза про деньги в адрес учителей была до гениальности простой, но ее никто не понял. А её нужно ежедневно цитировать, а у нас её в мемы превратили. Глубоко убежден, что посыл был такой: если ты пошел в преподаватели, решил стать писателем или стать ученым, ты должен понимать: это не про деньги! Это служение! А если ты не способен к служению, то иди в бизнес и там зарабатывай. Коммунисты могут добиться материального равенства, но как быть с интеллектуальным? Самое унизительное неравенство — это интеллектуальное. Поэтому часто материальное благополучие — это компенсация людям за их интеллектуальное отставание от других.

— Когда ввязывался в проект со «Скуратовым», было пятьдесят на пятьдесят сердца и ума? — спрашивает владелец «Кофейнера» Даутов.

— Сердца было больше. Это в том числе и эмоциональное решение. Вот тоже про мечты... Со «Скуратовым» я понимал, что история сразу могла стать федеральной, вырасти за пределы Омска. А с «Низкоценами» я точно не смогу в ближайшее время построить федеральную компанию, потому что все упирается в логистику. Кстати, построили новый распределительный центр, 19 тысяч квадратных метра, свеженький, самый современный. Сейчас переезжаем как раз.

Все, дружно: Хотим на экскурсию!

Шкуренко обещает, что в апреле обязательно всех пригласит.

Просят сказать пару слов про детей. «Старший предпринимательствует, делает кондитерку. Все, что он производит, я выкупаю».

— Он не в конкурентной среде! — пытаются подловить Шкуренко.

— Ну почему? Я же не конечный потребитель. Могу сказать одно: мы как компания на нем зарабатываем. Сейчас у него оборот около 4 млн рублей в месяц. Он всем занимается сам, предлагает нам готовый продукт, мы его дистрибутируем в Омской и не только области. Второй сын окончил школу в Америке, сейчас будет учиться в Москве. Пока душа его не лежит к предпринимательству, больше к творчеству. Посмотрим, что будет дальше.

Подарок от Виктора Шкуренко — та самая бутылка коньяка — достается Олегу Перевалову за вопрос о горестях и радостях, заставивший спикера глубоко задуматься. В прошлый раз книгу в подарок от автора, Алексея Платонова, получил он же — что уже заставляет задуматься редакцию, ха-ха.

Редакция «ВОмске» благодарит участников открытого интервью за острые, порой провокационные вопросы и откровенный интерес к спикеру, Виктора Шкуренко — за искренние и подробные ответы, ресторан Base — за горячие напитки и теплую уютную атмосферу. До новых встреч на следующем открытом интервью!