Геннадий Фридман: «Бизнес не Родина — его продавать можно»

ФИЛОСОФИЯ БИЗНЕСА: «Тот, кто руководит корпорацией Ford, не имеет права открывать овощную лавку»

— Геннадий Шмерельевич, мы с Вами много говорили о прошлом, а сегодня хочется и о настоящем.

— Настоящее и растет из прошлого, согласитесь, одно без другого не существует.

— Соглашусь. Начну вот с чего: в прошлом «интервью по цепочке» моим интервьюером был Валерий Николаевич Каплунат. Если сравнивать вас как предпринимателей, то у вас принципиально разный подход к бизнес активам: у него только завод технического углерода и все вокруг него. Я задавал ему вопрос о диверсификации, но он принципиально против развивать какие-то иные направления. Считает, что пока бизнес имеет устойчивый потенциал и есть перспективы роста рынка, не нужно «глядеть по сторонам». У Вас же абсолютно другая модель: полностью диверсифицированный бизнес.

Вопрос такой: это осознанно выбранная модель или эдакое эхо 90-х, когда мы все, пополняя ряды предпринимателей, хватались за любые темы?

— Пару слов о Валерии Каплунате. У него большой бизнес, настоящая империя, заводы, реконструирующиеся и строящиеся, логистические центры по миру и так далее. Как говорится, и это еще не вечер. То есть это и не локальная омская, и уже не только российская история. А я когда-то, много лет назад, сформулировал для себя такой принцип: тот, кто руководит корпорацией Ford, не имеет права открывать овощную лавку. К слову, владелец овощной лавки занят целый день, это масса проблем, логистика, поставщики… Я не говорю, что не надо заниматься овощными лавками, но если у тебя уже существует автомобильный концерн, который требует не только внимания, но и развития, то не лезь никуда: человеческих сил не хватит.

— Есть Михаил Фридман, Ваш известный однофамилец, и у него очень много бизнесов… Вплоть до условной «овощной лавки».

— Однажды накануне одной из предвыборных кампаний наша замечательная пресса написала «Геннадий Фридман со своим племянником Михаилом хотят кого-то продвинуть в губернаторы». Я с «племянником» знаком тогда не был, после познакомился, посмеялись даже. Ни я, ни он отношения к той истории не имели, но, видимо, были призваны сформировать «образ врага». Мы часто «не при делах», которые нам приписывает омская пресса: в том числе акционеров, партнеров и так далее. Впрочем, Группа Альфа — это транснациональная империя, разумно диверсифицированная. И управление Группой, конечно, диверсифицировано. Полагаю, что основные акционеры занимаются стратегией и GR.

1

Возвращаясь к вопросу о диверсификации и к империи Каплуната. У нас так вышло: бизнесы ограничены территориально. Вот, скажем, сотовая связь. Получили лицензию на Омскую область, сделали замечательную региональную компанию, одну из лучших в России — но это все, здесь предел. Границы. В других областях лицензии уже были розданы! Сейчас рынок полностью консолидирован. Все сети федеральные, даже компания, которая в Омске, частично управляется из Новосибирска, а в основном — из Москвы.

— Интересно узнать об ощущениях предпринимателя, когда он расстается со своим бизнесом. Мы, например, еще ничего не продали из того, что создали со своим партнером, кроме коммерческой недвижимости, которую купили когда-то. А у Вас такой опыт есть. Расскажите об этом.

— Опыт такой был, и не один. А чтобы говорить об ощущениях, нужно вернуться по временной шкале глубоко назад. Есть некие этапы. Первый, когда я очень многих удивил, — это когда в 1992 году уволился с должности заведующего кафедрой в университете. Это было потрясение для окружающих: хорошая должность, перспективы, все хорошо идет — но вот человек уходит.

— Почему?

— В некотором смысле исчерпался драйвер роста. Мы же мужики… Выросли ученики, защитили свои диссертации — сейчас многие профессора… Все хорошо, ровно, стабильно — но некое плато.

— Куда же Вы ушли?

— Я ушел в никуда. Это потом оно стало «куда». А тогда так сложилось, что вскоре я закончил работать и в Горсовете, где занимал кабинет бывшего секретаря Горкома и проводил там до 23:00 почти каждый день. При этом безвозмездно, то есть даром. Считал, что получаю зарплату в университете, а общественная работа должна быть волонтерской. Сейчас понимаю, что это не совсем правильно. Так вот… Я тогда заболел. Продолжал работать в университете, занимался инвестиционными проектами Омской области, законотворческой деятельностью — и наступило нервное истощение. Доктора сказали: что-то ты, парень, перебрал!..

ЧЕТЫРЕ ГОДА ГОРСОВЕТА: «Ушел из власти без рубля — но с репутацией в сухом остатке»

— Правильно я Вас понял: для Вас продажа бизнеса сродни тем давним ощущениям — «поменять жизнь»?

— Отчасти. Вообще бизнес — это не Родина: его продавать можно. Иногда, может быть, даже нужно.

Для того, чтобы понять, что привело меня в бизнес, нужно чуть подробнее рассказать про Горсовет. Это было совершенно потрясающее время. Вслед за Казанником вошел в политику, был избран депутатом первого в истории Омска Городского совета народных депутатов. И сам городской Совет был уникален в России. Много чего инициировал и в Омске, и в России, о чем сейчас мало кто помнит. Этот Совет, первый и, кажется, единственный в России, сначала принял регламент, а потом начал работать! К нам из многих городов приезжали за нормотворческим опытом, да и Союз российских городов на этой базе вырос.

— Пестрый был?

— Он был креативный, а пестрота быстро отрегулировалась. Меня избрали председателем Оргкомитета первой сессии, и в начале я эту сессию и вел. Казалось бы, ничто не препятствовало моему избранию председателем Горсовета. А в день выборов председателя я сделал то, чего почти никто не ожидал: в последний момент взял самоотвод. Это был необычный поступок. Но недели за три работы пригляделся к первому секретарю горкома Варнавскому и решил рискнуть. Накануне избрания пришел к нему и сказал: будьте готовы к тому, что я сниму кандидатуру.

— Демократ от науки — во главе Горсовета. Это было бы…

— Это была бы катастрофа. Во всей стране была великая война «партократов» с «демократами», начиная от Верховного Совета. Например, в Рязани председателем Областного совета был первый секретарь обкома, а городом управлял демократ, выходец из десантного училища. Так область перекрыла поставки продовольствия в город. И Ельцин из Москвы организовывал поставки продовольствия в Рязань. Вот такие «войны».

Почему я взял самоотвод? 90-й год, экономика катится вниз, и тут приходит демократ, завкафедрой университета, видите ли, — и через полгода все знают, кто развалил наш замечательный город Омск. А если на этом месте тот же человек, кто и был, (как и получилось) — стрела пролетает мимо, потому что, видимо, не в нем дело, просто жизнь изменилась.

Были вменяемые люди среди демократов. Переговорил предварительно с кем надо, убедил, хоть было непросто — объяснил, что мы будем назначены разрушителями нашего города. Разумные люди поняли, к тому же была договоренность, что замом станет Леонид Рыженко, демократ, завкафедрой высшей математики Автодора.

Совет начал работать, а меня спросили: чего хочешь? И я сказал, что хочу заниматься инвестиционными проектами. Я стал членом президиума, и мы создали необычную Комиссию по проблемам перехода к рыночной экономике при Горсовете. Пригласил банкира Степанова, некоторых руководителей предприятий и несколько депутатов. Мне отдали большой кабинет, в котором я проводил совещания, и черную «Волгу» — чтобы с руководителями проще было общаться. В этой комиссии родился «Сибирский рынок» — организация, которая должна была создавать коммерческие структуры. А уже «Сибирский рынок» родил «Сибвест». Это не сразу была частная компания, сначала там и вовсе не было никаких персоналий: акционерами были Потребсоюз и другие государственные организации. На должность директора объявили конкурс, его выиграл Кожевников, мы его назначили. То, что было дальше, уже другая история…

— Уникальная должность, которая давала Вам возможность познакомиться со всеми «генералами» омской промышленности?

— Именно. Был завод пластмасс, был Нефтезавод... Я изучал все эти проекты. Черную «Волгу» использовал по делу. Надо было с директором поговорить, звонил: «Нам бы встретиться». «Ну да, а где?…» — «Да я сейчас сам подъеду». И вопрос решался. Это был такой прием.

Придумали создать потрясающую штуку. Банкротился «Химпром», который выпускал полистирол. Директор Потемкин был в панике. Дело в том, что понятие денег в экономике Союза как бы отсутствовало, но были фонды, которые решали все. То есть предприятие получало фонды на сырье, которое должны поставить другие предприятия, а для перевозки сырья и готовой продукции выделялись фонды на вагоны. Поставщики Химпрома были в Иркутской области и на Каспии, а продукцию надо было везти на Дальний Восток и в Китай. И вдруг в 90-е появились деньги — и все стало сколько-то стоить. Полистирол сравнительно дёшев, но дорога оказалась существенно дороже. Нельзя было делать полистирол в Омске, производство было априори убыточным! И мы со специалистами Химпрома и Нефтезавода придумали построить завод по производству полипропилена на площадях Химпрома, сырьё (пропилен) уже производилось на Нефтезаводе, но сжигалось! Очень экономически эффективный проект получился. Договорились вроде. И я этот проект презентовал очень солидным буржуинам — была в Москве и на Волге организована недельная встреча «советских и иностранных» бизнесменов. Хотя советских участников называть бизнесменами было преждевременно.

Большинство представляли свои проекты по такому типу: дайте нам столько-то денег, и мы что-то построим. А буржуины не понимают, как это просто дать денег? А когда вернутся с прибылью? А я привёз нормальный инвестиционный проект: объём инвестиций, срок окупаемости, доходность. Иностранцы обрадовались и сказали, что я первый, кто говорил с ними на понятном им языке. Более того, они потребовали, чтобы меня дополнительно ввели в Исполком создававшейся организации от Советского Союза. Согласовали прибытие в Омск делегации на октябрь 91 года, они даже прилетели в Москву, я их там встретил, но… планы скорректировал путч. А этот завод построили через 20 лет. Точь-в-точь. Известные предприниматели Сутягинские. И даже объем инвестиций совпал.

Другой проект был — объединение Нефтезавода с Ноябрьскнефтегазом: была идея, что нужно объединять переработку с добычей и реализацией. Переработка была, реализация отчасти была. Мы вместе с техническим и экономическим руководителями Нефтекомбината придумали, и стал я пробиваться в Ноябрьск. А они не пускают: «Не надо к нам приезжать». В конце концов, я отбил телеграмму, что уже лечу. Пустили, поселили в гостинице. Ходил ко мне зам генерального, Городилова. Сначала пугались, потом поняли, что может быть разумно. Общались несколько дней. Потом месяца три посылали телеграммы и телексы за подписью «Полежаев, Фридман». А когда приезд в Омск ноябрьцев уже был согласован, Городилов сказал: «А вот пусть Лицкевич подпишет!» Дело в том, что уже пять лет Ноябрьск был самым большим поставщиком нефти на завод, но ни разу Городилов не был в Омске, а Лицкевич не был у них… Важно, кто к кому первый. А тут первым оказался какой-то Фридман, и никто из больших начальников морально не пострадал.

— Подписал?

— Да. Пришла в итоге телеграмма за подписью «Полежаев, Лицкевич, Фридман». Большая делегация приехала в Омск, я их встретил…

— Вы их свели. А сами воспользовались связями?

— Да нет, я себя в проекты не встраивал, считал, что представляю интересы государства. И когда меня потом спрашивали: не жалеешь, что с миллиардерами тогда не пошел рука об руку, отвечаю: во-первых, не жалею. Во-вторых, живыми остались не все. Сейчас уже мало кто помнит, как закончилась жизнь Лицкевича. Никто достоверно не знает, но некоторые догадываются. Так что хорошо, что там меня не было.

Времена тогда были романтические, удивительные события случались. Иногда даже смешные... Расскажу. Вы знаете, как открыли город Омск? Возможно, в силу возраста Вы даже значение слов этих не сразу понимаете. Омск был закрытым городом. Но вот придумали проводить марафон в 90-м году. А как? — иностранцев не пустишь. И вот выходит на трибуну нардеп Фридман и говорит: «А давайте примем резолюцию — считать Омск открытым». Варнавский: «Это же не в нашей компетенции — это компетенция Совета министров». «Хорошо, давайте примем резолюцию — «считать Омск открытым и просить Совет министров утвердить это решение. Точка». Все сразу проголосовали. А через неделю Варнавский летит в Москву по своим делам — он же был еще и нардепом РСФСР. Через неделю возвращается с большими глазами — и с бумажкой: город Омск открыли. Вы не представляете, что это такое, согласование минобороны, КГБ и еще множества структур. Миллион виз!.. Меньше года не бывает. Но времена были удивительные. Варнавский зашел в «высокий» кабинет, а там — отпечатанное постановление Совета министров — открыть несколько городов. И перед подписью есть место. И они впечатали туда Омск. Генерал Банников, начальник омского КГБ, узнал это из прессы. Вот такие бывают чудеса.

Не могу пропустить ещё один знаковый эпизод. Только мы пришли к власти, как обнаружили, что город должен умереть: в районах города были райисполкомы и районные бюджеты, которые должны были формироваться из налоговых отчислений предприятий, находившихся на территории района. А единого бюджета города не было. Представьте себе: Советский район со всей нефтехимией и спальный Кировский. Кировский должен срочно захиреть. Стали разбираться, а как же жили ещё совсем недавно? И выяснили, что законы в Советском Союзе, конечно были, но был и главный регулятор — КПСС. Поэтому время от времени принималось совместное постановление Обкома и Облисполкома: передать определённую сумму из бюджета одного района в другой. А тогдашние депутаты раз в год всё одобряли. То есть закон идиотский, но регулятор его разумно подправлял. А сейчас регулятор скукожился, а демократически избранные нардепы Советского района ни за что не проголосуют за передачу кому-то денег, ведь и Советский район не так уж жировал. Надо менять закон! И мы с молодым тогда доцентом юрфака ОмГУ Костюковым (ныне профессор, зав. кафедрой) придумали, что надо сделать: райисполкомы упразднить, город — единый организм и должен иметь единый бюджет. Решили быстренько организовать Постановление Президиума Верховного Совета РСФСР: В порядке эксперимента в городе Омске… Варнавский зашёл с этим к Ельцину. А тот: «Это во всей России так?». Получив утвердительный ответ, велел не валять дурака, а делать закон. И вот мы с Костюковым целый год то вместе, то поочерёдно стали изрядное время проводить в Верховном Совете в качестве разработчиков-консультантов, помощников мне даже дали. Много интересного и поучительного за это время произошло. Однажды, после того, как мы высекли недобросовестных рецензентов из Института государства и права, глава юридического департамента пригласил меня, очень хвалил как замечательного юриста и даже поинтересовался, когда же я докторскую защищаю? Я ответил уклончиво, но юристом не я себя назвал! А закон был принят в июле 1991 года.

— С чем же Вы вышли из этого всего?

— Заболел, выздоровел, понял, что нужно уходить. Был конец 92-го, ушел из университета. А потом разогнали и все Советы, включая Верховный. Ушел я после четырех лет во власти, во-первых, ничем не замазавшись, во-вторых, без ничего. Без рубля — но, как выяснилось, с репутацией в сухом остатке.

Решил консультировать — я же умный! Кое-что напридумывал. Но тут вдруг набежали нефтяники, компания, которая экспортировала 10 процентов российской нефти. Говорят, что поставляют на переработку нефть на Омский НПЗ, получают нефтепродукты, продают их эшелонами в восточные регионы, но деньги не получают — всё время подставные фирмы попадаются. А вот мы слышали, что в Омске Фридман… Попросили наладить этот бизнес. Согласился, а тут как раз сын Илья ко мне присоединился. И удалось, хотя было сложно, хитро и небезопасно.

Приезжали разные люди, даже один «великий» француз — оказался проходимцем. А потом появились шведы: «Хотим сотовую связь в Омске, слышали про Вас…» И мы создали совместное предприятие. Правда, перед этим был еще один этап — короткий, промежуточный, но интересный.

ТЕ ЖЕ — И ПЕККЕР: «Бизнесменом я еще не стал, но уже было интересно»

— Речь, наверное, о совместных проектах с Леонидом Пеккером, основателем «Мираф-банка»? Я не был с ним знаком, но для нас, молодых, он был чуть ли не Богом предпринимательства. Его имя не сходило с газетных полос. Я познакомился с ним уже после того, как он эмигрировал в Канаду, и удивился его энергичности.

— Это действительно интересный и полезный эпизод моей жизни. Возникла идея о создании логистического центра. Было совещание по транспорту в Омске, я выступил с идеей этого логистического центра. А на совещании были представители Института гражданской авиации из Москвы. Они заинтересовались, позвали… Я попытался заинтересовать этой идеей Администрацию области, но не получилось. И тут мне кто-то посоветовал встретиться с Пеккером. Встретились, я поделился идеей, он сразу согласился. Быстрота реакции произвела на меня большое впечатление. Сразу лечу в Москву, меня сводят с директором «Шереметьево-Карго», в общем, через две недели было зарегистрировано предприятие «Мираф-Карго». Так быстро не бывает, но так и было... После этого я стал работать с Пеккером.

— Та идея была неудачной?

— Почему же? Она реализовалась. Омские «рафики» ездили в Шереметьево, были построены склады.

— То есть логистический центр не построился, но связи появились?

— Построился какой-то кусочек... Недостаточный. Потом мы создали совместное предприятие «Мираф-Консалтинг». Я формально имел доли и в других проектах.

— На тот момент Вы уже в бизнесе зарабатывали?

— Не очень большие деньги, бизнесменом я еще не стал. Но уже было интересно: еще бы, что-то реализуется!

— Вы продолжали сотрудничать с Пеккером до его отъезда в Канаду?

— Это как-то быстро закончилось. Да и правильно... Время этого типажа бизнесменов заканчивалось.

— Действительно, тогда было время таких как Пеккер, но потом должны были прийти другие. Например, такие как мы, скажем так, из второй волны предпринимательства — закончили эконом, понимали, что надо делать структурный бизнес, перенимать европейский опыт управления…

— Да, правильно, на смену шло другое поколение. Он принял верное решение эмигрировать. Он, правда все себе забрал, ничего никому не оставил. У меня еще кое-что: например, короткое время я был председателем совета директоров создававшегося банка. Помню, управляющая банком потом говорила, что Леня обещал там отдать... Короче, эпизод закончился.

— Как показывает современная российская практика, банковский бизнес — это рискованная история, помните владельца банка «Уралсиб» Цветкова, он владел сетью «Копейка» и продал ее «Пятерочке». У него была дилемма: остаться банкиром или уйти условно в торговлю. Он остался банкиром, и за почти 2 млрд долларов продал сеть магазинов, решив сосредоточится на банковском бизнесе, который тогда оценивался миллиардов в десять долларов. Два года назад он бесплатно отдал банк, чтобы спасти его от банкротства. А за это время «Пятерочка» во много раз прибавила в капитализации. Он сделал ошибку — поставил не на ту отрасль.

— Иногда что-то исчерпывается…

— Работа с конечным потребителем — это более надежный бизнес, чем, например, бизнес на сотрудничестве с государством или банковский бизнес, который очень сильно регулируется тем же государством. Сейчас только «Альфа-банк» остался более-менее частным...

— Мне как потребителю все равно. Я не стал банкиром не поэтому.

— Вы сказали про свою репутацию…

— Да, у меня ничего не было, кроме репутации. Но, оказывается, ее можно монетизировать. Я, конечно, не знал заранее, что так получится.

Мы немного заработали с нефтяниками… А времена были весёлые. Крали, кидали, убивали. Ко мне убийца приезжал в 1993 году, сказав, что от деда Хасана. В 94-м сожгли мою машину. Бандиты потребовали у меня долю в Сибирской сотовой связи, а мы еще не запустились. Пришлось пойти на конфликт. Потом я ходил с двумя телохранителями, меня грамотно «вынимали» из квартиры...

— Этого я не застал…

— Кожевникова так убили: он спускался из квартиры, внизу его ждал вооруженный водитель. А убийца стоял наверху, на лестнице. У меня было правильно. Жена очень переживала. С ней тоже вооружённый амбал ходил. «И не несет продукты!». Она на базаре купила, а он не несет... А в новом веке я уже без телохранителей. И через это мы прошли.

— …их активно начали задерживать. Помню, был на разборках. Мой вопрос был шестым, но мы до него не дошли: приехала милиция и всех положила на землю. Открывают мой москвичонок — в багажнике куча коробок сигарет, мы их оптом продавали, в бардачке куча нала… Смотрят на нас, машут, мол, уезжайте отсюда, чтобы никто не видел вас тут больше. Видят, что мы не бандиты. А все авторитеты и их помощники лежат… Месяца 2-3 я их не видел. У нас тогда денег мало было, мы не представляли интереса. У меня телохранителя не было. А период Вы хорошо описали. Его трудно оценить адекватно, я был совсем юн, животного страха не было, азарт был.

— Правильно. Опасаться надо было, но не прятаться. У нас началась история с сотовой связью, и тем самым мы приняли участие в преобразовании России. Ведь реально изменили жизнь россиян

— Помню, брал у Вас в аренду телефон. Тысячи долларов надо было оставить в залог, минута стоила несколько долларов…

— Вход был пять тысяч… Да, мы запустились в апреле 1995. Значит, Вы наш почетный абонент.

МОБИЛЬНЫЙ МИР И СОТОВЫЕ ВОЙНЫ: «Изначально казалось, такого рынка не могло быть…»

— Вот что вспомнил: в какой-то момент телефон я заменил на пейджер… Он был дешевле. А миссия похожа: тебя можно было найти и ты мог перезвонить со стационарного телефона…

— Это мы же, компания «Омский пейджер». Илья придумал рекламную акцию: черный троллейбус и на нем написано: «Омский пейджер». Жена возмущалась: уродство, но эффект был потрясающий. Вы стоите на площади Ленина, а он у Транспортного выворачивает: черный, ужасный, жуткий, и все понимают — это «Омский пейджер»! А что еще надо от рекламы?

…А потом, Виктор Васильевич, Вы опять поменяли пейджер на телефон, и я знаю, когда.

— Еще до прихода «МТС»… Когда у Вас появилась идея тарифа «Европа»: «платит звонящий».

— Это была настоящая революция. Ведь забавно: шведы к нам пришли и не понимали, как развивать сотовую связь в России. Они тогда были в 25 странах Европы, потом остались только в Скандинавии, Прибалтике и России. Причём Россия стала бриллиантом в их короне. В России их потом купил «Ростелеком» — вот краткая история Tele2.

Отдельная история с GSM. Министерство связи определило два федеральных стандарта, один европейский — GSM, а второй — который не то что уже с производства сняли, а даже сети эти в Европе уже убирали. А у нас это сделали федеральным стандартом. У России же своя, особая душа… К этим стандартам чиновники министерские тут же прикрутились.

Есть замечательный человек Дмитрий Борисович Зимин, доктор технических наук, лауреат Государственной премии СССР. Зимин был начальником отдела в оборонном НИИ — разработчике РЛС, станций раннего ракетного обнаружения. Я с ним хорошо знаком. Смею считать, что в приятельских отношениях. И «Билайн» вырос из его лаборатории. (Зимин — основатель и почётный президент компании «Вымпел-коммуникации», торговая марка «Билайн»). Он финансировал фонд «Династия» средствами с личного счета в заграничном банке на счет фонда в России. Объяснял, что держать деньги в России не хочет, но счет его даже не оффшорный — просто именной счет Дмитрия Зимина. Поддерживал в России фундаментальную науку, образование. Но его сдуру определили в «иностранные агенты». А потом министр юстиции ему предложил подать в суд, мол, суд отменит. «Сами отменяйте», — ответил Зимин. Кстати, он оставил в России премию «Просветитель» за научно-популярные книги, издает литературу победителей конкурса, а книги раздает в библиотеки. Но прочие благотворительные проекты теперь развивает в заграничье…

Так вот, к чему я про Зимина. Был в мире еще один стандарт связи — американский AMPS-DAMPS. GSM — 900 МГц, а AMPS-DAMPS — 800 МГц. А все частоты тогда были у военных. Зимин пошел к военным, договорился, генералы дали ему частоту — он получил неширокую полосу. И стандарт определили как региональный, лицензии на него стали выдавать по одной на область.

— Децентрализованная модель получилась…

— Да. GSM первое время выдавали тоже по областям… Ну а дальше пошла потрясающая штука. Зимин Москву получил, потом область. А в Омске региональную лицензию получило наше совместное со шведами предприятие «Сибирская сотовая связь» (позже Tele2).

Помните, были объявления, что требуются продавцы, но с опытом работы в советской торговле просьба не беспокоить? В тот же МТС и в другие GSM-компании пришли опытные связисты, а в региональные DAMPS-компании пришли «посторонние» люди — из математики, из оборонных НИИ, кандидаты и доктора наук. Мы уже провели два слёта «пионеров сотовой связи России». Из полутора десятков участников только один — профессиональный связист. И он получил 16 лицензий. Регионы у него хорошие были: Волгоград, Самара, и т.д., только суммарная прибыль, как Омске… Остальные оказались намного успешней.

У нас в Омске была первая цифровая сеть DAMPS в России. Все начинали с аналоговой. И Зимин в Москве начал с аналоговой. После нас месяца через три только цифру запустил. Мы же сразу взяли цифру, потому что Академгородок научил: только имея самое передовое, можно сравняться с лидерами, а устаревшее только увеличивает отставание. После нас все остальные стали брать цифру. А в Новосибирск ездили представители аналоговой «Моторолы», я говорил руководителю в Новосибирске: «Цифру надо брать!». А он: «Неудобно, говорит, люди уже три раза приезжали»... Да нельзя так! Не бизнесмены мы ещё были… Из-за этого была проблема с роумингом.

Мы в 1995 году создали Ассоциацию-800, которая позже стала называться Ассоциацией региональных операторов связи. Это не конкуренты — единомышленники. Ассоциация публиковала анализ результатов деятельности компаний, работали секции: техническая, маркетинговая, бухгалтерская. Нас 40 компаний, у каждой по лицензии. Замечательные мозговые штурмы устраивались. Со временем я стал председателем этой Ассоциации. Теперь вот — почётный председатель. Мы тогда еще вот что придумали: все взяли бренд «Билайн». Бесплатная франшиза такая. И для Зимина хорошо — он во всей стране, и для нас везде своя сеть. Много чудес напридумывали… И стали побеждать. А надо сказать, что GSM тогда «болел». Российские сети связи общего пользования были аналоговыми, а в Европе уже господствовала цифра, когда создавался GSM. Поэтому плохо он взаимодействовал с аналогом. А наш-то DAMPS — цифровой, американцы надстроили цифру сверху, на аналоговый, обкатали в разных странах. С аналоговыми сетями он взаимодействовал хорошо. Вот и стали побеждать. И тогда Госкомсвязи издал приказ, запрещающий роуминг в сетях AMPS-DAMPS!

— Похоронил, получается…

— Конечно. Но! Мы маленькие, но нас много. У нас есть депутаты в Думе от каждой области. У «МТС», например, тоже был свой депутат в Думе, но один. А у нас 40! Пошли запросы, международная общественность поднялась — инвестиции же сделаны… Вот и поменяли руководство Госкомитета, а приказ отменили. Мы в Омске развиваемся, все хорошо. И, наконец, получили 30 тысяч абонентов — и всё, у меня больше частот нет, дальше развиваться не могу.

— Изначально у Зимина была недооценка рынка?

— Зимин, когда они запустили сотовую связь в Москве, говорил: мол, когда у нас будет 1000 абонентов, то каждый топ-менеджер купит себе по машине… Да, никто не понимал тогда. Изначально казалось, такого рынка не могло быть. За первый год мы набрали 972 абонента, и на российском рынке это выглядело вполне прилично...

— Я когда покупал телефон, не думал, что буду звонить людям, у которых есть такой же. Тогда предположить, что у меня в семье еще у кого-то будет сотовый телефон, было невозможно…. Итак, 30000 абонентов и все? Пропускная способность кончилась?

— Все. И тут GSM нас стал обгонять. Пришел «МТС», «Билайн» — уже настоящий. Мы поменяли бренд на Теле2.

— …и потом его продали?

— Погодите, мы совсем не то продали. Дальше пришел новый министр, совладелец «Мегафона», и «Мегафон» получил лицензию на всю страну. Никто так не получал. Все получали по регионам — а «Мегафону» просто повезло. И коммутаторы установили в министерстве в Москве, на Тверской, 7 — там «площади, наверное, никому не нужны». И министр тут же принял постановление изъять восьмисотые частоты «для телевидения».

— Жестко и цинично.

— Но мы же Ассоциация! Это же наша смерть! А министр только назначен был и прямо с разбегу — такое! Были еще владельцы лицензий на аналоговый стандарт NMT-450, они думали, перейти или нет на другой стандарт. Мы предлагали им вместе договариваться с министерством о чем-то одном. Они отказались — и кто их теперь помнит?..

Тут ФАС сыграл решающую роль. Как-то было совещание в ФАС, я представляю Ассоциацию, все ждут моего выступления, а я молчу. Там были и министерство, и связьнадзор, и мы. Я придумал формулировку решения для ФАС. А озвучивать ее было необязательно в данной ситуации. Я ни слова не сказал за все совещание, а когда все выходили из кабинета, споткнулся, зацепился за дверь и закрыл ее с внутренней стороны. Подошел, показал формулировку — и вышел за дверь. Никто и не заметил. И, знаете, что мы получили за согласие на изъятие со временем 800-х частот? 40 GSM-лицензий с громадным частотным ресурсом! И уже потом я продал компанию, в которой был миллион живых абонентов. Не 30 тысяч. Вот что я могу сказать об истории сотовой связи в России. Из «пионеров» сейчас в сотовой связи не работает никто. Героический период закончился.

ЕВРОМЕД: «Всегда занимался одним. Заправки, автомобили — там разве что ленточки разрезал...»

— Геннадий Шмерельевич, в Вашем холдинге много бизнесов. Я, например, не могу лично, операционно участвовать больше, чем в двух. Как акционер — пожалуйста; отчеты, стратегия , советы управляющему... А как у Вас?

— Когда была сотовая связь, я занимался только связью с утра до ночи. В 2007 продали компанию, а неделю назад отметили десятилетие «Евромеда», на который именно десять лет назад и нашлись деньги. Я в последние годы занимаюсь одним делом — «Евромедом». Остальное — заправки, автоцентры, недвижимость — Илья. К заправкам и автомобилям я отношения никогда не имел, разве что ленточки разрезал.

— «Евромед» — жемчужина Вашего бизнеса, с точки зрения потребительской ценности, известности, доли рынка…

— Весьма значимая часть, конечно. Одна из лучших частных клиник России. У нас есть поликлиника, стационар, семь операционных, отделение родильного дома и так далее. Замечательные врачи и самые передовые технологии, почти 1000 работающих. Помещения в центре, на Водниках, строим на Левом берегу, кроме того, мы арендуем часть помещений в Академии наук для медосмотров и дополнительных кабинетов приёма. В большую структуру «Евромеда» входит и санаторий, я там даже управляющим являюсь.

— А есть задумки расширить перечень операций или открытия новых клиник?

— Вы задаете вопросы, на которые трудно сразу ответить. Нам делают предложения, мы изучаем их, прогнозируем бизнес-процесс. Бывают красивые предложения, но мы этого делать не будем. Например, операции на открытом сердце или на открытом мозге. А стентирование коронарных и других артерий уже делаем. Знаете, что это?

— Нет.

— Молодец! Всего знать и не надо. В свое время это была революционная технология. Через артерию руки или ноги входят в кровеносный сосуд и ставят пружинку. Пружинка стенки сосуда растягивает, увеличивает его просвет. И человека можно отпускать — кровоток пошел. Пока не было такой технологии, это можно было сделать только шунтированием (операция на открытом сердце). Шунтирование и сейчас делают, когда уже «поздно пить Боржоми». А где-то надо и сердце пересаживать…

— Вот! Пересадка!

— Никогда, ни за что! Это должны делать специализированные центры.

— Но эти центры могут быть частными?

— Могут. Вопрос инвестиций. У нас вообще делают высокотехнологичные вещи: коленный, тазобедренный суставы меняют, делают искусственное оплодотворение… Многое.

— Как вы оцениваете свою долю рынка? Процентов 50 есть?

— В частной медицине, не считая стоматологию, наверное, около того. Но если говорить о высоких технологиях, то у нас очень много всего, даже уникального. Те же самые уникальные томографы, например. Таких не то что в Омске, в России весьма мало. Но зарабатывают на потоке. Условно говоря, на приемах — на том, во что необязательно много вкладывать.

— Отрасль сильно зарегулирована государством?

— Есть стандарты, это же медицина. Чуть что не так — сразу приходят… Нас проверяют то следственный комитет, то прокуратура, то еще кто-то. Жалобы бывают. Смерть тоже, к сожалению, может быть. Важно соответствовать всем правилам.

— Вы считаете этот бизнес перспективным с точки зрения окупаемости в России? Может ли частная медицина заменить полностью или значительно государственную?

— Вся медицина разная. Это емкая отрасль. Государство в любом случае должно участвовать. Президент не зря заговорил о государственно-частном партнерстве в медицине. Вот мы сотрудничаем по ОМС. Недавно опубликовали предложения Минфина РФ: будет, как в цивилизованном мире, где человек имеет страховку и может идти с ней хоть в частную, хоть в государственную клинику. В частной тарифы могут быть больше, чем установленные по страховке. Тогда человек может доплатить, а та часть цены, что по страховке, будет передана этой клинике страховой компанией. То есть сам пациент решает, к кому идти. И даже там, где не надо доплачивать, он может выбрать одну клинику или другую.

— Но государство будет пытаться поддержать государственное здравоохранение, ему нужно …

— Стоп! Вы говорите, «государству нужно». Но кто такое «государство»? Это, может быть, видение чиновников, но я не согласен, что они государство. Смотрите, есть две клиники и есть какая-то медицинская услуга, за которую Фонд ОМС платит 3 рубля. Если человек пришел в государственную клинику, ей ФОМС потом перечислил 3 рубля. А если человек пришел в частную, то этой клинике ФОСМ перечислит те же 3 рубля. Что выгоднее для государства? Именно для государства, как Вы считаете? Где лучше оказывают услуги, больше технологий, лучше оборудование — туда и должен человек идти! Государство не вкладывается в наши здания, в оборудование, в развитие, но платит одни и те же деньги. Согласно предложению Минфина, пациент будет иметь право ходить в любую клинику, включая иностранные. Эти три рубля пациент понесет с собой. Этот подход выгоден государству. И если у государства сейчас нет денег, чтобы вкладываться в медицину, надо решать эту проблему сообща.

— Но здесь нужна политическая воля. Они не смогут конкурировать с частной медициной. Потребитель пойдет к частнику и как результат государственная медицина будет получать меньше денег. Если такую реформу будут проводить, то представляете, какое количество медицинских работников будет против?

— Во-первых, есть замечательные государственные клиники, вполне конкурентоспособные. Недавно на себе проверил Национальный центр сердечно-сосудистой медицины им. Бакулева — превосходно! Да и в Омске есть конкурентоспособные государственные клиники.

Во-вторых, врачи не будут против.

— Но Вы же в «Евромед» всех не примете!

— Погодите! Не мы, так кто-то еще. Да и почему не примем? Примем. Нам нужны хорошие врачи.

— Если этот закон примут, то это будет сильнейший драйвер роста частной медицины. Если государство будет частично компенсировать оплату услуг частных клиник, то у вас рынок вырастет в несколько раз.

— Если, как Вы говорите, все пойдут в эффективную клинику, но все не поместятся физически, тогда по законам рынка что произойдет? Эта эффективная расширится, или возникнет ещё другая эффективная клиника… «Злая воля» тут необязательна. Построят, если будет выгодно. Это же бизнес. Вот мы на Левом берегу построили… Хотя и не без проблем: оборудование тогда в одночасье стало в два раза дороже. Подождали. Но приняли решение двигаться. А зачем вообще построили? У нас были очереди. Поэтому Ваш пессимизм не до конца разделяю.

— Последний вопрос, который я хотел задать — какая у Вас финансовой стратегии. Предприниматели по-разному относятся к заимствованиям. Кто-то принципиально их не берет, а есть и те, кто ими перегружают свой бизнес. Вы консервативны в этом вопросе? Ваше отношение к банковским кредитам?

— Мы осторожны, но без них не получается. Так что у нас есть кредитная нагрузка, но рублевая.

— То есть, если появится новый проект, который потребует кредитов, будете его рассматривать?

— Рассматривать — конечно. Это же работа головой. Думать полезно. А решение принимать — это другое дело. Нам предлагали открыть клинику в Новосибирске, мы отказались. Более того, нам предлагали как-то ставить «Евромеды» в спальных районах Москвы. Но есть некий внутренний принцип: «Где тебя нет — там тебя нет». По этой причине мы в свое время продали заправки в Новосибирске — директор, наш партнер, после сердечного приступа ушел с должности. В Челябинске продали по другой причине: партнер оказался вороватый. Так что наш бизнес — там, где мы сами можем его контролировать, в Омске.

Приложения

Письмо Г.Ш. Фридмана Президенту России, 2003 год.

Статья «Черный лоббизм» и развитие телекоммуникаций в России, Фридман Г.Ш., 2013 год.