«Люди могут быть прекрасны и счастливы»

«Люди могут быть прекрасны и счастливы». Вот что проповедует тот, кого все считают смешным человеком. А ведь для него это — не красивая абстрактная идея, а то, что он сам познал. Может, всего лишь во сне, а может, вознесясь духом в недоступные обыденному сознанию высоты, «не осквернённые грехопадением». Да, фантастический рассказ Достоевского «Сон смешного человека» до сих пор вдохновляет режиссёров, актёров, художников на создание своих «Снов...». Вот и театр «Арлекин» премьерой этого спектакля отмечает 25-летие творческой деятельности Заслуженного артиста России Дмитрия Войдака. Делюсь впечатлениями со сдачи спектакля.

Казалось бы, как это возможно: сложная философская проза — и кукольный театр? Но режиссёр Никита Петрищев уверен, что Достоевский словно бы для кукольного театра и писал этот рассказ. Действительно, уже то, что автор назвал его фантастическим и создал в нём идеальный, такой чаемый, но далёкий от земного мир, открывает простор для воображения.

Впрочем, начинается всё весьма прозаично. Из темноты сценической коробки на авансцену, к микрофону выходит некто в растянутом свитере, со слегка растрепавшимися волосами и громко, с расстановкой, как манифест произносит: «Я. Смешной. Человек». Это признание для него столь болезненно, что он закрывает лицо рукой, и одновременно мы видим этот его болезненный жест на экране. Однако, человек находит в себе силы отвести руку от лица, а на экране этот закрытый жест остаётся. При внешней, даже демонстративной, открытости внутренняя потребность закрыться, увеличенная экранным изображением, остаётся видна зрителю...

Этот приём постоянного изменения масштабов представления героя о себе и своём месте среди других людей и даже в мировом пространстве становится главным в спектакле. Когда «смешной человек» только начинает свой монолог, он представляется самому себе совсем маленьким, каким-то потемневшим деревянным «чурбачком». Но по мере того, как ему становится «всё равно», он, приняв решение остановить бесцельную жизнь, словно бы вырастает в собственных глазах: это уже другая кукла, способная к жесту, к движению.

Меняется и та самая встреченная на тёмной улице девочка, которой он, принявший решение свести счёты с жизнью, отказал в помощи. Но в муках его совести она вновь и вновь является к нему. И пожалуй, острее всего он переживает, когда она уже ни о чём не просит: стоит, немым укором, увеличившаяся, как чувство его вины.

Игра масштабов, конечно, продолжается и в фантастическом сне: когда герой, уже увидевший во сне свою смерть, «был взят каким-то тёмным и неизвестным существом», сам рассказчик оказывается в маске этого существа и возносит ввысь самую маленькую кукольную ипостась «смешного человека». Этот полёт игрушки, нитью соединённой с рассказчиком, становится впечатляющей пластической сценой.

Таким же маленьким предстаёт «смешной человек» и перед «детьми солнца», жителями фантастической планеты, где сохранилась райская благодать: «Никогда я не видывал на нашей земле такой красоты в человеке», - восхищается он. Но «ощущение любви этих невинных и прекрасных людей», которая «изливается», на героя, делает его больше в собственных глазах. Вот «смешной человек» уже и возвышается над жителями этого рая! Тогда-то он и становится «причиною их грехопадения».

Не только живые существа меняют масштаб в зависимости от взгляда рассказчика, но и само пространство. Жанр представления обозначен как «спектакль-вертеп», и вначале на сцене действительно появляется «вертепный ящик» — коробка, внутри которой уличные кукольники разыгрывали библейские сюжеты.

Но этот «короб» больше похож на петербургский доходный дом, в каком живёт «смешной человек». А когда дверцы этого «вертепа» открываются, ящик превращается то в комнату загульного капитана — соседа «смешного человека», то в ту самую улицу, где он встречает девочку, то в уходящую из-под ног твердь земную...

Но всё это, вроде бы, мелкое и ненастоящее, обретает вдруг другие масштабы, и действие продолжается уже в пространстве всей сцены. (Осуществлять эти превращения блестяще помогает невидимый участник спектакля — актёр Виктор Капустян).

Все эти метаморфозы не просто иллюстрируют монолог героя, но становятся необходимой составляющей повествования. Дмитрий Войдак, виртуозно меняя ипостаси своего героя, воплощает в них внутреннее многоголосие, спор героя с самим собой, итогом которого становится истина, которую всем «биллион раз повторяли»: «Люби других, как себя, вот что главное, и это всё, больше ровно ничего не надо». Свой путь к этой истине и проживает его «смешной человек».

Да, спектакль необычен и этим особенно интересен. Думаю, он привлечёт внимание не только взрослых любителей Достоевского, но и тех, кто только начинает знакомиться с его творчеством. Театр приглашает на этот спектакль подростков с 14 лет. Конечно, хорошо, если перед этим они ещё и сам рассказ прочтут, тогда более полно смогут оценить возможности театрального языка для воплощения литературного произведения.

На сегодняшнюю премьеру билетов, конечно, нет, но 24 ноября на спектакль, кажется, ещё можно попасть.

_{Оригинал на странице автора «ВКонтакте»}